Проклятый [= Журнал «Приключения, фантастика» Выпуск 1.2000 ] - [75]

На следующее утро обнаружилось еще восемь трупов. Они были изуродованы сильнее прежних. Так продолжалось семь ночей кряду. Поселянам было все безразлично. На девятую ночь писарь решил разузнать в чем дело. Это был, пожалуй, единственный человек в местечке, сохранивший разум. Во время шабаша он прятался в старом заплесневелом склепе на краю кладбища. Утром ползком уполз в рощицу. Он провел все эти дни после шабаша в состоянии парализующего страха. Он боялся выявить себя как-либо, знал — не пощадят, если догадаются, что не попал в сети Черного Гостя. И все же он решился.

Угроза исходила со стороны кладбища. Писарь сразу это понял — убийства вершились по мере удаления, от этого проклятого Богом места. В ночь писарь приполз на кладбище, заполз в уже знакомый склеп, отдышался и стал ждать. Около двух часов ночи, когда тьма была особо густой, его насторожил шорох, доносившийся из центральной части кладбища. Осторожно высунувшись, он увидал, что из того самого склепа, куда сбрасывали тела истерзанных девушек, выползает кто-то, поблескивая голым костянистым черепом. И он не ошибся! Поочередно из склепа выползли десять оскаленных изможденных трупов с обвисшей, сползающей с костей плотью. От страшного зрелища писарь потерял сознание. Когда он пришел в себя, было уже светло.

Утром в поселении нашли двенадцать трупов с перегрызенными глотками и выдавленными глазами.

На следующую ночь писарь спрятался в рощице и наблюдал оттуда. Он видел все десять черных поблескивающих костями теней, которые шли к домам. Превозмогая ужас, он пополз следом и сумел подсмотреть картину расправы над беззащитными людьми. В одном из домов, в котором жила теперь молодежь секты, охранявшая жрецов, горела лучина, все было хорошо видно. Девушка-мертвец, трясущаяся словно от страшного холода, заползла в дверь, застыла на пороге, будто выбирая жертву. Парни спали на полу и лавках вповалку, они были то ли пьяны, то ли в дурмане. Писарь рассмотрел ужасный лик упырихи — это был почти голый череп, с кровавыми болтающими на жилках желтыми глазными яблоками. Непомерно большие и острые клыки торчали изо рта вверх и вниз. На костлявых пальцах были острейшие желтые когти, на ногах… ноги были нечеловеческими, это были ноги птицы — трехпалые, морщинистые, когтистые. Именно такой ногой-лапой упыриха разорвала горло лежавшего ближе к ней. Тот и шелохнуться не успел. Двоих других она одновременно придушила руками — силой она обладала исполинской, колдовской. Оставалось еще шестеро. И тогда она вдруг выпрямилась. Вскинула голову. Глаза загорелись фиолетовым огнем — какие-то пронзительные лучи стали исходить от них. Словно по команде парни проснулись, заворочались, забурчали, стали приподниматься. В глазах у них стоял ужас, их трясло не меньше, чем девушку-мертвяка. Но они были словно загипнотизированы. Они не могли ни бежать, ни руки поднять.

— Я пришла к вам, — заговорила упыриха, — отдать долги.

Лица и рубахи парней взмокли от чудовищного напряжения. Насильники знали точно, пощады им не будет. Но защититься не могли, участь их была ужасающа.

— Нет, я не буду вас терзать так, как терзали вы меня! — проговорила упыриха и жутко осклабилась. — Я вас быстро спроважу в ад. Там вас хозяин давно заждался. Не будет вам прощения!

Она подошла к ближнему, встала на колени и на глазах у остальных, спустив с жертвы штаны, отгрызла ему гениталии. Кровь полилась на земляной пол. Все видели, какие муки испытывал парень, как его корчило, трясло, выгибало, как то бледнело, то пунцовело его лицо, градом катил пот… но ни звука, ни стона. Упыриха приподнялась и стала целовать его в шею и губы. Она целовала без передышки, все страстнее и страстнее, потом стала слегка прикусывать кожу, потом кусать, потом медленно, неторопливо жевать ее, грызть. Писарь опять потерял сознание. А утром он увидал, что всех парней постигла та же участь, что и первого, — на трупы было страшно смотреть!

Следующей ночью писарь уполз из местечка. Он нашел приют у барона — тот сделал его «дураком»-шутом. Через полгода писарь скончался от болей в голове и груди. Последние месяцы он, в свои тридцать лет, был похож на дряхлого, выжившего из ума старца. И все же он успел кое-что записать, передать потомству.

Еще до этого он многое рассказывал и барону и его дворовым. Никто не верил «шуту», все поднимали его на смех. Однако в Лоревиль идти не решались. Встревожился барон лишь тогда, когда сатанисты не прислали ему очередную партию малолеток для растления. Он послал гонцов в местечко. Они не вернулись. Второй отряд также пропал без вести. Тогда барон отправился в путь сам с двенадцатью бойцами-телохранителями. Он без приключений добрался до Лоревиля. И обнаружил мертвую пустыню, гиблое место. Обглоданные скелеты валялись меж обобранных пустых стен — будто жесточайший покоритель прошелся по этим местам. Сатанистов и след простыл. Барон с отрядом решили заночевать. Страхов не было, волнения тем более — ведь барону приходилось принимать участие не в одном воинском набеге на города, селения. Он знал, что такое мор и глад, смерть и победа.