Проклятый род. Часть 1. Люди и нелюди - [88]

Поначалу еще был слышен плеск воды, потом и он затих. Дмитрий Михайлович истово перекрестил поглотившую лазутчиков тьму, после чего присел прямо на землю, томимый тягостным ожиданием. Увидав, что князь отрешенно сидит в сторонке, Евлампий тотчас возомнил себя большим начальником.

– Чего стоите, рты раззявив, оружие проверьте да изготовьтесь к бою. Сейчас католики хорунжего вашего накроют, надо будет на выручку идти, – прикрикнул Бегич на столпившихся у самого берега станичников.

– Не каркай вороном, убогий. Косопятым вон своим иди приказывай, мы ж, казаки, сами разберемся, чего нам делать, – прозвучал ему в ответ даже не сердитый, а насмешливо-презрительный голос. Новосильцев без труда признал в ослушнике Гришку Красного, родного брата убитого в самом первом бою десятника Алексея.

Осадив не в меру ретивого стрелецкого сотника, Григорий подошел к Дмитрию Михайловичу и, усевшись рядом, предложил:

– Может, на тот берег перейдем. Легче будет Княжичу помочь, если он и впрямь на шляхетский дозор наскочит.

– Малость погодим, а то как бы нам своим усердием не навредить Ивану, – возразил Новосильцев и в свою очередь спросил:

– Ты уверен, что польские разъезды вдоль берега не шастают?

– Да кто ж их души латинянские знает, – развел руками Красный.

– То-то же, нас увидят – сразу догадаются, что не просто так переправу стережем, а дожидаемся своих лазутчиков, – назидательно изрек князь Дмитрий, уже обученный хорунжим уважать достойного противника.

Несколько минут сидели молча, чтоб развеять беседою тоску, Новосильцев сам обратился к красавцу казаку:

– Ты почто, Григорий, с сотником собачишься? Человек ведь дело говорит.

– Да пошел он к нехорошей матери со всеми своими делами, еще будет мохнорылый мужик читать мне проповеди, о том, как в бою себя вести, – отмахнулся Гришка.

– Бегич не мужик, он из дворян, а в стрельцы подался, чтоб власть заполучить. В ополчении-то ихнем ему достойного места не нашлось, вот он среди стрельцов и отирается, – объяснил причину Евлашкиной строптивости Дмитрий Михайлович.

– Оно и видно, – насмешливо промолвил Красный, вставая на ноги. – Пойду, сена на осину накидаю, как хорунжий приказал.

Прошел час, другой, к исходу покатился третий, станичники уже давно сложили на вершине дерева костер, а Ивана с Сашками все не было.

6

Брод, указанный Бегичем, оказался бродом лишь для – Княжича и Ярославца. Мелкорослому Маленькому на середине реки пришлось поплыть. Выбравшись на берег, казаки начали поспешно одеваться. Натягивая подмоченные шаровары, Сашка-младший весело сказал:

– Ничего, если поляки спросят, от чего на мне мокрые штаны, совру, что обмочился спьяну.

– Может, и соврешь, а может, впрямь обмочишься, как только палачи шляхетские начнут на дыбе нас ломать, – мрачно пошутил Ярославец.

– Хватит языком чесать, – прикрикнул на них Княжич.

Взойдя на косогор, лазутчики увидели примерно в двух верстах от берега цепочку огней.

– Вон они, супостаты, – промолвил старший Сашка, указав рукою в сторону вражеских костров. Когда подъехали поближе, на фоне пламени стали вырисовываться стоящие на страже часовые.

– Давай вокруг объедем, поглядим, может быть, лишь вдоль реки, откуда нападения ждут, католики дозоры выставили, а со стороны степи их нет, – предложил Иван.

Однако надежды его не оправдались. За час лазутчики успели обогнуть почти весь вражий стан, но везде им виделось одно и то же – разложенные на расстоянии ясной видимости костры, а возле них недремлющая стража.

– Андреич, надобно на что-нибудь решаться, не то до самого утра вокруг да около без толку кружить будем, – обратился к Княжичу нетерпеливый Ярославец.

– Ну, положим не совсем без толку, от езды от нашей уже немалая польза есть, – ответил тот. – Мы когда сегодня утром московитский табор объезжали, еще больше времени потратили, стало быть, шляхетское воинство изрядно меньше нашего. Думаю, тыщ двадцать – двадцать пять бойцов, не более, у короля наберется. Хотя ты прав, нечего кота за хвост тянуть.

Сунув руку за ворот белой шелковой рубахи, Иван вынул из-за пазухи какую-то грамоту с большой восковой печатью, переложил ее в карман кунтуша и стал давать последние напутствия своим верным товарищам:

– Сделаем все, как сговорились. Маленький, езжай вперед, ты же малоросс, значит, будешь у нас за проводника, а мы с тобою, – обернулся хорунжий к Ярославцу, – гонцы из Варшавы, везем послание самому королю.

Александр согласно кивнул, но тут же озабоченно предупредил:

– Андреич, только я ж по-польски и двух слов не свяжу.

– Тогда молчи, чтоб я ни звука от тебя не слышал. Заговоришь, когда к своим вернемся иль когда начнут пытать, тут тебе уже никто не указ, поступай, как сможешь, – усмехнулся Иван, затем задорно вопросил казачонка: – Ты как, штаны-то просушил?

– Да нет еще, зато я по-шляхетски и малоросски довольно хорошо болтаю, а вообще-то повезло тебе с помощниками, атаман, – один немой-убогий, другой ссытся под себя, – посочувствовал хорунжему Сашка и, тряхнув своей свежеобритой чубатой головой, первым двинулся навстречу смертельной опасности.

Как только Маленький приблизился к костру, двое одетых в латы воинов заступили казачонку путь. Наставив на него мушкеты, они в один голос вопросили: