Проклятый дар - [57]

Точно сумасшедший, только в отличие от пока еще беспомощной Алены крепкий и, вполне вероятно, буйный. Угораздило же… Матвей скосил взгляд на лежащий на краю стола пистолет. Эх, поторопился он расстаться с оружием.

Ставр проследил за его взглядом, сказал насмешливо:

– Понимаю тебя, братишка. Я бы и сам на твоем месте шмальнул. А хочешь, – он вдруг расплылся в широкой ухмылке, – а хочешь, так и шмальни! Тут место глухое, соседей не потревожим. Ну, давай же, ни в чем себе не отказывай. С меня не убудет.

– Совсем рехнулся, – проворчал Матвей, но пистолет в руки все-таки взял. Не то чтобы собирался стрелять, но с пушкой оно спокойнее.

– Не веришь. – Ставр досадливо покачал косматой головой. – Ну как же тебя убедить-то? Я твое замешательство понимаю и целиком разделяю, но вот как-то сейчас не до политесов. Ты прости, братишка, но придется прибегнуть к крайним мерам…

Он оказался рядом так быстро, что Матвей не успел среагировать, широкая, мозолистая ладонь сомкнулась на его запястье, сковав ледяным наручником, обездвижив и лишив не только тепла, но и сил. Перед тем как потерять сознание, Матвей успел заметить на самом дне цыганских глаз яркую вспышку от разорвавшейся гранаты, почувствовать невыносимую, дотла выжигающую боль…

– …Эй, братишка, ты живой там? – Громкий голос бесцеремонно ворвался в его беспамятство, колючими иглами впился в мозг. – Ты прости, что я так круто, но по-другому никак. Ты ж сам шмальнуть отказался.

Со стоном Матвей открыл глаза и тут же зажмурился. Ставр, теперь уже точно, просто безоговорочно мертвый, никуда не делся, он сидел на столе, свесив вниз обутые в военные ботинки ноги, упершись широкими ладонями в отполированные доски столешницы, смотрел сверху вниз озадаченно и немного виновато.

– С пола не поднял, ты уж извиняй. Сам видел, каково это, когда прямой контакт. Мне, кстати, тоже от вас, живых, хреново. Особенно от таких, как ты и девчонка. Сам вставай. Хочешь, коньячку еще жахни, для сугреву и просветления в мозгах.

Матвей сел, помотал головой, приходя в себя, а потом встал, пошатываясь, добрался до стола, стараясь не задеть Ставра, рухнул на табурет. Коньячку для сугреву он выпил прямо из горла, не закусывая и даже не морщась. Прислушался к растекающемуся по омертвевшим мышцам теплу, закурил сигарету и только потом спросил:

– Что значит таких, как я и девчонка? Допустим, Алена медиум, а я что?

– И ты тоже. – Ставр побарабанил пальцами по столешнице, но стука Матвей не услышал. Еще одно доказательство то ли паранормальности Ставра, то ли его собственного сумасшествия. Может, оно заразное? – Знаешь, братишка, сколько я тебя искал? Мне ж мужик был нужен, с мужиком договориться проще. А кругом одни бабы, да и те не шибко сильные, медиумы в зачаточном состоянии, так сказать.

– А я, выходит, не в зачаточном? – Матвей затянулся и закашлялся.

– И ты был в зачаточном, но ты меня видел, а это уже сила, я тебе скажу. Частный детектив опять же, да еще с финансовыми трудностями. Идеальный вариант.

– Про финансовые трудности откуда знаешь? – спросил Матвей, откашлявшись.

– А это, братишка, одно из немногих преимуществ моего нынешнего состояния, – ухмыльнулся Ставр. – Есть вещи, которые я вижу очень ясно. Вот, к примеру, напарник мой, оказывается, меня кидал неоднократно, железки за границу переправлял за бешеные бабки, а мне врал, что за бесценок местным коллекционерам отдавал. Ну, хотя как за бесценок, на жизнь хватало. Но все равно обидно, братишка.

Матвей сжал виски руками, крепко зажмурился. Информация прорывалась в затуманенный мозг с трудом, а даже если прорывалась, то не анализировалась, а просто сваливалась в кучу. Ставр – покойник, сам Матвей – медиум, очень весело…

– Еще коньяка жахни, – посоветовал Ставр.

– Шмальни, жахни – сердобольный ты, как я погляжу. – Матвей отодвинул от себя бутылку.

– Ну, не так чтобы очень, но жалостливый – это да. Когда еще живой был, детскому дому помогал. Я ж сам детдомовский, знаю, чего таким, как я, больше всего нужно. Когда одежки, когда технику бытовую, когда лекарства, если кто сильно заболеет. – Ставр вздохнул: – Думал, может, хоть с черного хода в рай прорвусь, а оно, видишь, как вышло: ни тебе рая, ни ада, болтаюсь между небом и землей, блин…

– А чего так-то, между небом и землей? – спросил Матвей. – Ты тоже, как эти? – Он кивнул в сторону занавешенного шторами окна. – Неприкаянный?

– Неприкаянный? – Ставр задумался. – А, пожалуй, что и так. Но я не такой, как эти. Я, как бы это поточнее выразиться? Я не живой и не мертвый – промежуточный вариант.

– Промежуточный вариант?

– Ну, она меня как-то по-другому обозвала, но смысл, я так понял, от этого не меняется. Я призрак-мутант! Меня даже вон эти, которые мотыльки, боятся. Я к ним со своим «здрасьте, товарищи по несчастью!» – а они от меня врассыпную.

– Кто тебя по-другому обозвал? – навострил уши Матвей.

– Старуха. Я тебе про старуху еще не рассказывал? Сейчас, братишка, расскажу…

* * *

…Та граната не должна была рвануть, у него выработался нюх на такие вещи. А она, падлюка, рванула, и мир превратился в пылающий ад. В аду этом было так больно, что он, тертый калач и крепкий орешек, орал благим матом и звал маму. Сколько длился ад, сколько он орал, Ставр не помнил. Все закончилось в одночасье: и боль, и крик, и неимоверный жар. Он открыл глаза и увидел над собой разлапистую сосновую ветку. Ветка покачивалась от ветра, сыпала пожелтевшими иголками, тихо поскрипывала.