Проклятые огнем - [46]

Девушка замерла, озадаченно уставившись на него:

– Простите?

Для начала стоило изобразить вежливость и обходительность:

– Вы… Ты что-то хотела?

– Да, отец Мадельгер… Я… Простите, я не знала, что вы монах, а ваша одежда… Поэтому я и считала, что вы ландскнехт… – Кажется, ей и самой было неудобно в нынешнем платье. Сейчас на девушке был наряд, достойный если не дворянки, так богатой горожанки точно: длинная юбка была расшита цветами, а корсет украшен кружевом. И, судя по всему, Селинт не совсем была уверена, что этот туалет ей подходит, – девушка нервно теребила рукав рубашки и стыдливо опускала глаза. – Я… Хотела сказать… Спасибо за изгнание саламандры! – выпалила она и замолчала, опустив глаза.

По крайней мере, сейчас все встало на свои места. Можно было не опасаться, что перед ним стоит та, другая Селинт. А это значит и еще одно – что можно выдавить слащавую улыбку и елейно протянуть:

– Все в порядке, дитя мое. Очень часто мы все – не те, за кого себя выдаем.

Девушка улыбнулась в ответ, а потом вдруг протянула на ладони сплетенный из шерстяной нити узелок:

– Возьмите, отец Мадельгер.

– Что это?

– Науз… Ой! Вы не подумайте, я не ведьма, честное слово! Оно не колдовское, совсем нет, оно просто так, на удачу! Я не ведьма, честно!

Монах усмехнулся и, осенив спасенную Знаком Единого, осторожно принял из ее рук подарок.

Расколотое бревно отлетело в сторону, и Росперт потянулся за следующим.

– Однако… Не ожидал увидеть тебя здесь. – Этот голос он узнал бы из тысячи.

Шварцрейтар оглянулся. За то время, пока он не видел Мадельгера, ландскнехт умудрился раздобыть новый костюм – такой же петушиной окраски, как и старый, – и обзавестись широкополой шляпой с перьями. Довершал наряд кацбальгер[5], украшенный по рукояти и ножнам золотой гравировкой.

Обнаженный до пояса рейтар бросил колун на землю.

– А что остается? Тебя нет целый месяц, деньги на нуле, приходится отрабатывать хлеб, чтоб хоть из «Серой лани» не выгнали.

– Дожили, – насмешливо фыркнул в ответ разноглазый. – Представитель благородной, якобы дертонжской, фамилии Барнхельм рубит дрова на трактирщика.

– Ну, не всем же происходить из захолустного Борна! – горделиво возразили ему. – Кому-то надо и в Дертонге родиться. Вот, например, когда я был маленьким, моя матушка, чтоб ей на том свете Тот, Кто Рядом, пятки чесал да подобрал сковородку похолоднее, всегда мне говорила: «Робертино…» – а она обращалась ко мне именно так. Так вот, она говорила: «Робертино…»

Мадельгер взвыл:

– Росперт, я уже сто раз тебе говорил! Твоя матушка – не знаю, кто она была такая, но наверняка святая женщина, раз смогла вытерпеть тебя! – так вот, она не могла называть тебя Робертино!

– Это еще почему?! – возмутился мужчина.

– Да потому что тебя зовут Росперт!

– И? По-дертонжски это «Роберт»!

– Роберт и Росперт – это два разных имени! Росперт происходит от слов «Рос» – «лошадь» и «Берат» – «светлый»! А дертонжское имя Роберт происходит от нашего «Хродеберт» – «Светлый славой». Это два разных имени! – Одиннадцать лет храмовой школы рвались наружу и требовали установления истины. – Твоя матушка, пусть ей легонько икнется, никак не могла называть тебя «Робертино»!

– Одуванчик, завянь, – вежливо посоветовали ему. – Я, как вижу, твой последний найм удался? Где такой контракт умудрился откопать?

Неизвестно, чем бы на этот раз завершился разговор наемников – Мадельгер уже был готов высказать все, что он думает по поводу «Одуванчика», – если бы на задний двор трактира не выглянул мальчишка:

– Хозяин спрашивает, где дрова… Ой, господин Мадельгер, вы вернулись!

– Привет, Кайо, – ухмыльнулся разноглазый ландскнехт. – Вернулся. Позови хозяина, пора с ним рассчитаться.

Надо признать честно, хозяин «Серой лани» решил попросту нажиться на наемниках. Создавалось такое впечатление, что раненый Барнхельм каждый день и каждую ночь устраивал в трактире гулянку с разбиванием о головы всякого пьющего люда лавок, столов и посуды. К счастью, Мадельгер смог уменьшить сумму долга почти втрое, сунув трактирщику под нос кацбальгер и вежливо поинтересовавшись:

– Чем пахнет?

Лошадь, как оказалось, Росперт все-таки продал как раз перед тем, как согласился идти рубить дрова. Иначе было не на что даже просто купить кусок хлеба для Кайо. Так что сразу после того, как приятели расплатились, пришлось им идти покупать нового скакуна для шварцрейтара…

За то время, пока наемники добрались до рынка, Оффенбах проклял все: Барнхельм успел сто раз пожаловаться, как он тосковал по своему скакуну, продавая его. Кажется, он даже не горевал так, продавая год назад свою старушку Гретту.

Впрочем, уже через час, увидев статного каурого жеребца, рейтар забыл о своих печалях. Восемь геллеров и рейтар обзавелся новым скакуном. После недолгих раздумий, полюбовавшись, как Росперт обнимает за шею свою покупку, разноглазый ткнул пальцем в чалую кобылу:

– Беру.

Тут уже пришел черед рейтара удивляться:

– Ты – и на лошади?

– Так надо ж куда-то доехать, – отмахнулся лже-монах. – Здесь мы нового контракта не достанем, приедем в соседнее лорд-манорство – только не в Ругею – и там продадим.