Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы - [9]

.> не приближалось к тому пределу, за которым наступает бессилие слова» (Там же).

«Взметнувшись в самый верх в 1920-е годы, вопрос веры остается раскаленным по сей день» («Михаил Булгаков»).

Эффект зашкаленности по силе своей равен боевым отравляющим веществам нервно-паралитического действия. Электрически сраженного читателя натурально корежит, и нет у болезного иной надежды, кроме молебна о ниспошлении конца этим мукам…

Раскаленным остается взметнувшийся в самый верх вопрос: отчего Варламов-прозаик вдесятеро грамотнее Варламова-биографа? Что за раздвоение личности? Ларчик открывается просто: редакторы в «АСТ» явно профессиональнее своих коллег из «Молодой гвардии».

Парадокс, но при всем при том А.В. – лауреат 11 литературных премий, от «Антибукера» до «Студенческого Букера». Более того, носит громкий титул «Писатель XXI века». На язык просится еще одна библейская цитата: «Ниже самому мудрому хлеб, ниже разумным богатство».

Эпилог

«Если есть порок в руке твоей, а ты удалишь его и не дашь беззаконию обитать в шатрах твоих, то поднимешь незапятнанное лице твое».

Иов, 11: 14–15.

У многоразличных филологических прегрешений А.В. есть одна-единственная причина: он не писатель, а профессиональный читатель, литературовед – то есть, как известно, любит литературу без взаимности. Ситуация, знамо, тяжелая, но не безвыходная. Ибо деятельное раскаяние есть смягчающее обстоятельство – и с юридической, и с богословской точки зрения.

Господи, покаяния отверзи двери рабу Твоему Алексию…

«Большая книга-2020»: Товар для Кременчуга

С. Синицкая. Сияние “жеможаха”. СПб., Лимбус-Пресс, 2020

Прискорбное обстоятельство: София Синицкая родом из Питера. Не в первый раз говорю: Санкт-Петербург для современного литератора – не место жительства, но диагноз. Если точнее, свидетельство о профнепригодности. Что бы ни писал Владимир (не путать с Виктором!) Топоров о петербургском тексте, тамошняя изящная словесность стоит на трех китах. Это: а) полный и безоговорочный аутизм – автор тихо сам с собою, а на читателя ему плевать; б) завитки вокруг пустоты – сюжеты и проблематика высосаны из пальца, чтоб не сказать хуже; в) летальная доза литературщины в виде цитат, аллюзий и парафраз.

Три повести, сияющие жеможахом, выкроены как раз по этим лекалам из ветхой дерюги российского соц-арта. И се зело прискорбное родословие их: Войнович родил Пригова и Бенигсена, Пригов и Бенигсен родили Синицкую. Короче говоря, до мышей…

Необходимый культурологический экскурс: соц-арт был отрыжкой интеллигенции, которую до оскомины перекормили соцреализмом. Настоятельно прошу не путать соц-арт и социальную сатиру. Сатира – реакция на действительность, соц-арт – на эстетические феномены. Внетекстовая реальность для него отсутствовала, сказал бы Деррида. Едва лишь соцреалистическое искусство перекочевало в разряд антиквариата, соц-арт немного поупрямился для приличия и также испустил дух. Ибо магия пародии, по слову Бахыта Кенжеева, зависит от наличия первоисточника, на худой конец – от памяти о нем. Кто, кроме диссертантов, помнит… ну, к примеру, Саянова?

Но наша Софа – вейз мир, она таки помнит! И советское житье-бытье помнит. Точнее, делает вид. Кстати, очень неумело. «Фасолевая тюря» и «дровяная печь» говорят сами за себя. Шейфалэ, чтоб вы так знали, тюря – это хлебная окрошка, а печь любой конструкции можно топить хоть дровами, хоть торфом, хоть углем. Но лучше всего – «Жеможахом».

Желаете убедиться? С этим, простите, проблемы: тексты категорически не поддаются пересказу. Хотя есть паллиатив – цитата для дегустации и по совместительству не то спойлер, не то конспект романа:

«Храброе немецкое войско вступило в проклятые земли, кишащие нечистью, которая помогает партизанам; по лесу бегают упыри, женщины сожительствуют с дьяволом, от этого союза рождаются оборотни-диверсанты… скоро, скоро случится Рагнарек, конец света – волки Фенрир и Хати пожрут месяц, солнце, Старое Свинухово и Холуи, из глубин Полы всплывет вуивр Ермунганд и разрушит среднюю школу Кневицкого сельсовета».

Ну, вы поняли: смешались в кучу кони, люди. Сюжет каждой из повестей дробится на микросюжеты, а те рассыпаются в пыль. Но кое-что, думаю, все-таки следует обозначить. Вот несколько линий из «Системы полковника Смолова и майора Перова». Ручной удав Машенька во время лениградской блокады охотится на крыс. После войны Машеньку, она же Мария Удавченко, награждают медалью «За оборону Ленинграда» и грамотой «За отличную работу по укреплению санитарной обороны СССР». Полковник Смолов и майор Перов обретаются на том свете в образе Отца и Святаго Духа. Раньше вместе с безымянным Сыном они составляли особую тройку. Однако Сын сознательно извращал советские законы мироздания и фальсифицировал следственные документы, чтобы спасти своих соучастников по антисоветской деятельности. За что был вычищен и отправлен в исправительно-трудовой лагерь, где работал завхозом, снюхался с уголовниками, был записан в штрафной батальон и перешел на сторону врага. В каковой связи тройку пришлось ликвидировать. Мертвый капитан НКВД Калибанов, расстрелянный за недальновидность и самокопание, геройствует на Волховском фронте… Хватит или продолжить?