Проклятое счастье - [4]

Теперь, сидя с нашими друзьями за чаем, он рассказывал о своих приключениях и, закончив, обратился к ним со следующими словами.

— Так-то! Ну, а как ваши дела? Я хоть и заработал свои шесть тысяч, но в стране, где к носкам и носовым платкам относятся с подозрением, человеку, который хочет жить по-европейски, приходится много тратить. Еле-еле сколотил тысчонку и сегодня положил ее в варшавский банк. Бедность — а?

Услышав это, Эленка с невыразимой горечью обратила на мужа свои ласковые голубые глаза, а Владислав чуть-чуть нахмурил бровь. Гродский, на лету перехватив безмолвную беседу бедных людей, кое-что понял и сказал:

— Столько хлопот у меня со всеми этими делами! Заказали мне проект паровой лесопилки и паровой мельницы. Я, знаете ли, придерживаясь принципа: дери лыко, пока лето не ушло, — беру оба подряда, по триста рублей за каждый, и деньги вперед. Теперь, в наказание, изволь искать техника, который бы их выполнил, а времени нет.

— Так, может быть, Владик?.. — поспешно вмешалась Эленка, заливаясь ярким румянцем.

Владислав сидел как на иголках.

— Владик? — ответил Гродский. — Да я с величайшей охотой поручил бы ему эту работу, только бы он соблаговолил взяться. Ну, что, Владислав?

— Возьмусь!

— Браво! Я думаю, для заключения сделки нам с тобой довольно двух слов. Указания и деньги ты получишь немедленно. — С этими словами инженер достал из кармана сказочной величины бумажник, битком набитый деньгами, векселями, записными книжками, вынул оттуда листок, сплошь покрытый цифрами, и шесть сторублевых ассигнаций и положил на стол.

— Ты даже не знаешь, как ты нас выручил! — воскликнул Владислав, крепко пожимая Гродскому руку; и рассказал ему о своем положении.

— Негодники! — воскликнул инженер. — Да написали бы мне, я одолжил бы вам несколько сот рублей на год, на два, без процентов!

После изъявлений благодарности и взаимных уверений в дружбе предмет разговора переменился.

— Послушай, Владислав, а как там с нашими планами насчет общества и фабрики? — со смехом спросил Гродский.

— Дозревают в письменном столе! — ответил Владислав в том же тоне.

— Знаете ли вы, — сказал инженер, обращаясь к Эленке, — что ваш муж ежедневно создавал какой-нибудь новый проект, и непременно филантропического свойства, хотя и вполне разумный. Среди прочих был один, которым он нас прельщал еще в училище, а именно: чтобы мы, вернувшись на родину с кой-какими деньгами, основали фабрику полотна.

— Для которой у вас есть сейчас тысяча рублей, а у Владислава — жена, — перебила его Эленка.

— Что ж, и это капитал, — согласился Гродский. — Так вот, должен вам сказать, что мы твердо решили при помощи нашей фабрики вытеснить заграничные полотна и решительно преобразовать все отечественные предприятия подобного рода. У Владислава была запроектирована новая вентиляционная система, далее — участие рабочих в прибылях, пенсии. Затем — читальня для взрослых, какая-то необыкновенная школа для детей и что-то вроде курсов для практикантов.

— Мечты! — с грустью заметил Владислав.

— Позволь тебе сказать, — возразил Гродский, — что эти наши юношеские мечты мне куда милее пьянства и разнузданности немецких буршей. Скажу тебе больше — эти твои фантазии учили нас думать на чужбине о родном крае и его нуждах, и именно этими фантазиями ты завоевал наши сердца. Не опускай же рук. Не осилим фабрику, так построим показательную кузницу; не осилим училища, так попробуем открыть образцовую мастерскую. Я и не думаю сдаваться. Я теперь на верном пути к состоянию и даю слово, что, как только оно перевалит за десять тысяч, я тебе еще напомню о твоих планах.

У разговорившегося инженера глаза так и сверкали. Лицо его выражало энергию, воодушевление и, главное, такую веру в свои силы, какой, увы, уже недоставало пришибленному жизнью Владиславу.

— Сколько же это денег надо на фабрику! — отозвалась Эленка, качая головой.

— Конечно, много! И все же, умей ваш муж ковать железо, пока горячо, давно бы уже он мог основать свою фабрику.

— Я? Каким же образом? — с удивлением спросил Владислав.

— Ха-ха! Не помнишь, душа моя! — воскликнул Гродский. — Надо было думать о фабрике полгода тому назад, когда в тебя была влюблена пани Вельт…

— В меня?.. Пани Вельт?.. — повторил совсем уже растерявшийся Владислав.

— О, простачок! О, невинный ягненок! — выкрикивал Гродский. — Все на свете знали, что эта милейшая дама без памяти от него, а он не знает об этом и поныне! Ха-ха-ха!

Прислушиваясь к разговору, Эленка позабыла о самоваре, и горячая струя перелилась через край стакана. Благодаря этому мелкому происшествию беседа приняла иное направление, и Владиславу удалось скрыть свое смущение, такое же сильное, как и неожиданное.

Около одиннадцати Гродский, который завтра утром должен был уехать, распрощался с друзьями, напоследок сказав им:

— Пани Элена! Я вас возненавижу, если в трудную минуту вы не обратитесь ко мне. Я человек прямой, церемоний между своими не признаю, и кого люблю, так уж всем сердцем.

Растроганная Эленка сердечно пожала ему руку.

— Ну, а ты, Владислав, — продолжал инженер, — берись за дело, хватай его за горло и выжимай деньги! Честное слово, ты единственный человек, бездельник ты этакий, в чьих руках я с радостью видел бы миллионы, — знаю, ты тут же бы их и спустил, но с пользой для себя, для общества и для близких!