Проклятое Пророчество - [29]

Он лежал на земле, зажимая рукой кровоточащий бок.

— Учитель, терпи! Сейчас я тебе помогу, — моргнув, чтобы стряхнуть слезы с ресниц, уговаривала я, пытаясь голосом успокоить и его и себя. Тем временем, трясущимися руками, быстро расстегивала пуговицы на его рубашке и снимала поясной ремень.

Открыв обзор раны, я увидела, что разрез длинный, косой, глубоко рассечены мышцы на ребрах и с боку живота, но внутренние органы, к счастью, не задеты. Сосредоточившись на предстоящем деле, я уняла нервную дрожь. Максимально отведя большие пальцы, чтобы удлинить захват, положила свои ладони с двух сторон от раскрытой раны, и, сблизила их так, чтобы сомкнуть края раны. Направила в поврежденное место Целительную Силу, закрывая кровоточащие сосуды, соединяя разрубленные мышцы и рассеченную кожу.

— Сейчас… сейчас, тебе станет лучше… — ласково приговаривала я.

— Не волнуйся из-за меня, детка, — прошептал он мне в ответ.

— Помолчи… не трать силы… — сказала я, освобождая его руки из рукавов рубашки. Перешла на другую сторону от его тела, опять опустилась на колени. Развязала завязку его штанов и, упершись коленями в дорожное полотно, а ладонями в здоровый бок Орестонэля, с усилием перекатила его на живот.

Ожог на его спине уже вызвал образование пузырей на покрасневшей коже. Наложив ладони, я осторожно, слегка касаясь, провела ими от затылка до поясницы, притягивая лимфатическую жидкость, усиливая регенерацию и исцеляя пострадавшую кожу. Приспустила штаны, увидела, что ягодицы почти не пострадали, а ноги, так вообще, без повреждений. Закончив с оказанием помощи Орестонэлю, я обессилено улеглась на дорогу рядом с ним.

— Сейчас… немного отдохну… помогу тебе одеться и встать… — пробормотала я, проваливаясь в темноту.

Проснулась я от того, что мне было жарко и тяжело. Не открывая глаз, попыталась определить, где я? Поняла, что лежу в своем спальном мешке, на боку. И вместе со спальником крепко прижата спиной к груди Ористонэля. Магический резерв пуст, как уже было, когда я расходовала магию не по назначению. Очень-очень хочу пить и, кажется, есть. Тут же, вспомнила подробности произошедшей схватки. Меня затрясло и замутило от осознания жестокости произошедшего, запоздалого ужаса от убийства двух эльфов, и от моей собственной кровожадности.

Орестонэль, почувствовав мою дрожь, повернул меня к себе лицом, и встревожено заглядывая в глаза, спросил:

— Тебе плохо, девочка моя? Чем помочь?

— Пить хочу, — непослушными губами и слабым голосом прошептала я.

Он отпустил меня, встал, тут же помог мне сесть. Расстегнул мой спальник и поднес к моим губам флягу с водой.

Напившись, я озабочено спросила:

— Как ты себя чувствуешь, Учитель?

— Благодаря тебе, со мной все хорошо. А ты как? — обеспокоенно спросил он.

— Со мной тоже все нормально. Благодаря тебе я жива, — через силу улыбнулась я.

— Не притворяйся. Я вижу, что не нормально, — огорченно вздохнул он. — Напрасно переживаешь. Ты сделала все правильно. Во-первых, я доволен тобой как ученицей. Ты стала более уверенной и можешь применить на практике полученные навыки. Во-вторых, с моральной точки зрения, вся вина лежит на напавших, ты только защищала свою и мою жизнь, а возможно спасла и жизни других, таких же, как ты. В-третьих, с позиции особенностей твоего Дара, не позволяющего тебе причинять непоправимый вред живому, можешь успокоиться, ты никого не убила. Это я отправил за грань двух пустоголовых, злобных придурков. А вот я виноват. Мог бы и сообразить, что раз тебя многие видели в Асмероне во время нашего там однодневного пребывания, то знали, когда и куда ты уезжаешь, а значит, и где тебя поймать. Понятно, что твои преследователи воспользовались этими знаниями и последовали за тобой. Эх, не надо было нам там показываться.

— Учитель, тебе не за что винить себя, все предусмотреть невозможно. Хуже другое. Как же быть с запретом на убийство эльфа, который передается нам с молоком матери? Неужели тебе не страшно, не больно?

— Так ведь они первые нарушили этот запрет, и я чувствую себя в своем праве. Но, возможно, не всех удастся в этом убедить. Поэтому я оттащил их тела и тушу погибшего ящера подальше в лес. Через сутки, благодаря падальщикам, от них следа не останется. А мы с тобой обо всем произошедшем расскажем очень ограниченному кругу лиц. Вернее, только одному Эдмунизэлю, а уж он сам определит этот круг. Ты поняла меня? Сделаешь, как я сказал?

— Да. Я никогда не разглашу сведения, которые могли бы тебе повредить и никогда не рискну твоим благополучием, Учитель.

— А я — твоим, девочка моя.

Наскоро поев, мы занялись нашим фаэтоном, который Орестонэль столкнул с дороги на обочину. Освобождая его от вещей, мы решали непростую задачу, что из них мы понесем на себе, а что придется оставить здесь.

Самое ценное это толстая папка, с моим архитекторским проектом Эльгномора, над чертежами которого я работала целый год. Именно из-за нее мне было так необходимо заехать в Асмерон. Весила она, правда, как булыжник. Ну, и еще, конечно, надо взять деньги. Надеюсь, что-то из необходимого, нам удастся купить, когда доберемся до места.