Проклятое дитя - [53]

Но глаза Хасина не светились разочарованием. Они сияли алым — злостью, едва сдерживаемой яростью и гневом, который закипал в нем по мере того, как он приближался к рыдающей Анне и видел все, что с ней сотворили.

Никто еще не видел в этом дворце Бастарда в подобной ярости, когда видно, как ходят желваки под кожей на лице. Когда кровь капает с распоротых когтями ладоней, сжатых в кулаки в попытках сдержать полное обращение в боевую ипостась. Когда красивое лицо становится ужасным от того, что словно раздваивается, показывая истинный облик демона. Когда из светлых волос медленно появляются загнутые назад черные рога — витые и сияющие лавой. Когда по швам трещит идеальный костюм, не вмещая в себя увеличивающееся тело.

Огромных трудов Хасину стоило остановиться на этом, не позволяя своему телу в порыве ярости принять полную трансформацию в иную ипостась. Продолжая стискивать зубы и слушать рыдания Анны, демон вернул себе привычный облик — исчезли когти и рога, лицо стало вновь безупречно красивым и изящным, а тело приняло свои человеческие размеры. Лишь после этого он посмел коснуться пепельных спутанных волос девушки. И плач стал сильней, и демон понял причину. Убрал руку и отошел от Стража.

— Кто поссссмел? — едва слышно, но каждый, даже в самом дальнем уголке зала услышал этот ужасающий шипящий шепот, который волной страха прошелся по коже всех и каждого.

Из-за спины Темного, что держал принцессу, стоя на ступенях, ведущих в сад, вышли еще двое и бросили под ноги своему господину младшего лорда Амайа — бессознательного и превращенного буквально в кусок мяса рычащим за спинами демонов Ташем.

Хасин не смотрел на людей вокруг, не видел их реакции, не слышал новой волны шепотков. Все, что его волновало — грязь под его ногами: иначе назвать эту мразь было нельзя. Демон не сводил глаз с закашлявшегося и приходящего в себя молодого человека, а вокруг снова застыла тишина. Стоная и кряхтя, Акир перевернулся на спину и раскрыл глаза, чтобы тут же судорожно вздохнуть и замереть под взглядом нависшего над ним Бастарда. И не так страшен был зверь, что терзал его тело минуту назад в порыве злобы, как тот, что сейчас прожигал его убийственным взглядом, который обещал ему все муки ада.

— Акир! — пронзительный крик женщины нарушил тишину, и из толпы придворных вырвалась женщина, глядя на своего сына дикими от испуга глазами.

Взмах руки Хасина и рыдающую, вырывающуюся женщину удержал один из Стражей, не позволяя ей приблизиться. Второй остановил рванувшего следом за женой мужчину — старшего лорда Амайа. Оба родителя смотрели на своего единственного сына в страхе и ужасе, не веря и боясь за его жизнь — вполне обосновано.

Хасин не смотрел на этих людей, не смотрел на королевскую семью, которая так же была в шоке. Он не видел лица Тамира, когда тот с ужасным сожалением и жалостью смотрел на Анну в руках Темного, но не смел подойти и показать всем вокруг свои недавно возникшие отеческие чувства к дочери. Братья принцессы были в гневе и растерянности — не знали, что делать: оскорбиться тем, что честь их сестры была запятнана, или промолчать как всегда? Мать девушки сидела с каменным лицом, не выражая ни участия, ни злости, ни испуга, ни страха — лишь тень удивления промелькнула в ее глазах, сменившись привычным презрением и равнодушием. А вот Лили торжествовала: глаза сияли не от шока или переживаний, не от сожаления и сочувствия. Но никто не видел, потому что все взгляды были направлены на Бастарда — ожидающие и боящиеся. Каждый сейчас думал о том, что сделает в гневе беловолосый демон тому, кто посмел так обидеть его подопечную. Что он сотворит сейчас, когда Анна пострадала физически, если за одни только слова он растоптал и унизил достоинство и честь многих родов? Было страшно даже представить.

А Хасин смотрел лишь себе под ноги, всеми силами пытаясь сдержаться и не показать свою истинную суть обращением. Его ярость всегда была холодной и расчетливой, и сейчас был первый случай, когда он едва мог контролировать свои гнев и злобу. Они бурлили в крови, заставляя его тело меняться, находясь на грани трансформации в боевую ипостась. Он едва мог не рычать и не шипеть, пытаясь успокоиться. И все ради того, чтобы не испугать Анну еще больше. И пусть она не смотрит на него, пусть продолжает рыдать в спасших ее руках, он не желал пугать девочку еще больше. Лишь эта мысль — что он окончательно разрушит психику Анны — держала его в узде.

За спиной умоляла о пощаде леди Амайа, плача и рыдая. Пытался успокоить жену муж, все еще не верящий в то, что сотворил его сын и сбитый с толку тем, что происходит. Он не чувствовала того, что чувствовала его супруга как мать — дикого страха: не так быстро реагировал его разум, как материнский инстинкт.

Хасин медленно поднял руку на уровень лица, не сводя взгляда с глаз юноши, стонущего у его ног, и тут же просто болезненный стон сменился диким криком боли. Надрывный. Непрерывный. Ужасающий. Заставляющий мурашки страха бежать по телу каждого, кто его услышал. Юные девушки закрывали уши, чтобы не слышать этого крика. Женщины прикрывали лица руками, чтобы не позволять стонам ужаса слетать со своих губ. Мороз по коже шел у тел, кто был в первых рядах и мог видеть, как корчиться в муке тело молодого лорда, как лопаются сосуды в его глазах, окрашивая белки кровью. Могли видеть, как неестественно гнется его тело, когда ломаются кости одна за одной — медленно и по очереди. А Хасин не сводил глаз с тела под ногами, а его взгляд был пустым и равнодушным, словно он сейчас был вовсе не здесь, словно не пытал человека в угоду своему гневу, словно не он измывался над тем, кто посмел обидеть самое дорогое в его жизни. Он смотрел в никуда задумчиво и отрешенно.