Проклятие волков - [12]

Она рыдала:

— Я не могу ничего сделать!

Тропайл взглянул через плечо. Гражданин Бойн водил пальцем по узору на корпусе золотых часов, которые когда-то принадлежали его отцу, а вскоре перейдут его сыну. Глаза Бойна были закрыты, он не слушал.

Тропайл немного наклонился, он умышленно положил свою руку на руку жены. Она вздрогнула и покраснела. Он чувствовал, как она дрожит.

— Можешь, — ответил он. — И более того — сделаешь. Ты можешь помочь мне выйти отсюда. Я настаиваю на этом, Гала, потому что я должен уберечь тебя от этих страданий. — Он убрал руку и строго сказал: — Дорогая, думаешь, я не знаю, как много мы всегда значили друг для друга?

Гала с отчаянием посмотрела на него. В раздражении она теребила рукав своей тонкой летней блузки, швы не были ослаблены, на это не было времени. Она как раз переодевалась в костюм, который подобает носить под паркой в День Возрождения Солнца, когда пришли с новостью о ее муже.

Она старалась отвести взгляд:

— Если ты действительно Волк…

Надпочечники Тропайла заработали и наполнили его уверенностью.

— Ты лучше знаешь, кто я. Лучше, чем кто-либо.

Это был тонкий намек на их тайные отношения и, так же, как и прикосновение его руки, он подействовал.

— В конце концов, почему мы ссоримся, как прошлой ночью, например? — Он поторопился. Нужно не бередить раны, а заставить ее действовать. — Потому что мы нужны друг другу, важно, чтобы мы были вместе. Я знаю, что если бы ты попала в беду, ты бы рассчитывала на меня… И я знаю, Гала, что ты была бы обижена, очень обижена, если бы я не рассчитывал на тебя.

Шмыгая носом, она завязала яркий шнурок босоножки. Потом она посмотрела ему в глаза. Несомненно, последствия ссоры начинали сказываться. Глен Тропайл знал, что он полностью может рассчитывать на тот положительный эффект, который приносят размолвки. Она начала сдаваться.

Украдкой взглянув на Гражданина Бойна, она понизила голос:

— Что я должна сделать? — спросила она шепотом.

Через пять минут Гала ушла, оставалось более чем достаточно времени; в запасе у Тропайла было по крайней мере тридцать минут. Сначала они возьмут Бойна, он об этом позаботится. А когда с Бойном покончат…

Тропайл вырвал одну из трех ножек табурета и сел, с трудом балансируя на двух оставшихся. Он с грохотом бросил сломанную ножку в угол.

Шаркая ногами, прибежал Охранник Дома Пяти Правил и заглянул в камеру.

— Волк, что с твоим табуретом?

Тропайл сделал левой рукой жест, означающий «ничего особенного».

— Ничего страшного. Плохо только то, что трудно погружаться в размышления, когда пытаешься удержать равновесие и напрягаешь все мускулы.

Охранник сделал протестующий жест «разреши-помочь-тебе».

— Идут последние полчаса твоей жизни, Волк, — напомнил он Тропайлу. — Я починю тебе табурет.

Он вошел в камеру, приколотил ножку и вышел, сохраняя на лице выражение вежливого участия. Даже Сын Волка имел право на то, чтобы в последние полчаса перед Жертвоприношением насладиться Медитацией.

Через пять минут он вернулся, лицо было торжественно и в то же время радостно, как у того, кто принес серьезное, но долгожданное известие.

— Пришло время первого Жертвоприношения, — объявил он. — Кто из вас…

— Он, — быстро ответил Тропайл, указывая на Бойна.

Бойн спокойно открыл глаза и наклонил голову. Он встал, кивнул Тропайлу на прощанье и пошел за Охранником на Жертвоприношение, на смерть. Когда они выходили, Тропайл кашлянул, что означает просьбу о небольшом одолжении. Охранник остановился.

— В чем дело, Волк?

Тропайл показал ему пустой кувшин для воды — абсолютно пустой; он сам вылил воду из него за окно.

— Приношу свои извинения, — покраснел Охранник и быстро вывел Бойна. Он почти сразу же вернулся и налил воды в кувшин. Он даже не подождал, чтобы посмотреть церемонию Жертвоприношения.

Тропайл наблюдал за ним. Адреналин бурлил в его надпочечниках, как бурлит Хорошо Вызревшая Вода.

Охранник оплошал. Он небрежно отнесся к своим обязанностям: сломанный стул; пустой кувшин. А Гражданин, с детства приученный быть внимательным и тактичным, неизбежно в таких случаях чувствует себя униженным и старается исправиться.

Тропайл продолжал закреплять свое превосходство.

— Подожди, — любезно попросил он Охранника. — Мне бы хотелось поговорить с тобой.

Раздираемый сомнениями, Охранник колебался. «Жертвоприношение…»

— К черту Жертвоприношение, — спокойно промолвил Тропайл. — В конце концов, они просто вонзают трубку в позвоночник человека и выкачивают из него все жизненные соки, не так ли? Это убийство, и все.

Удар! Удар! Еще удар! И Охранник буквально побледнел. Тропайл богохульствовал и не останавливался.

— Я хочу рассказать тебе о своей жене, — продолжал Тропайл доверительно. — Знаешь, это настоящая женщина. Не из этих замороженных Гражданок, ты понимаешь меня? Ну, она и я, мы обычно… — Он помедлил. — Ты ведь человек, умудренный опытом, правда? Я хочу сказать, ты повидал жизнь.

— Я… думаю, да, — с усилием ответил Охранник.

— Тогда, я знаю, ты не будешь шокирован. — Тропайл лгал. — Должен сказать, есть много женщин, о которых и не подозревают эти надутые Граждане. Видел ты когда-нибудь женские колени? — Он хихикнул. — Целовался когда-нибудь при свете? — Он подмигнул Охраннику. — Целовался когда-нибудь в большом кресле, и, скажем, женщина у тебя на коленях, вся такая мягкая, тяжелая, теплая, прижата к твоей груди, и… — Он остановился и сглотнул. От собственных слов его тошнило, трудно было говорить такое. Но он заставил себя продолжать: — Видишь ли, она и я, мы занимались этим. Часто. Все время. Вот что я называю настоящей женщиной.