Проклятие Византии и монета императора Константина - [41]

Действительно после двух недель жары вода в Таводи нагрелась до вполне комфортной температуры, поэтому оба направились к реке.

На берегу среди камышей хозяйственный швед из подручных материалов соорудил чудесную лесенку и помост для купания. Все очень удобно, просто, практично. Ни дать ни взять – «Икеа».

Вскоре на мостки прибежали и Дина с Казимиром. Собака любила купаться. А козленок боялся воды, смотрел, как та плавает, цокал по мосткам копытцами и истошно бекал.

– А ну-ка, зоопарк, посторонись! – оттеснил его подошедший Шепчук. Встав на край, Леонид Аркадьевич сделал стойку и…

– Осторожно! – крикнула Тася, но опоздала.

Ленчик уже прыгнул вниз головой в воду.

Увы, в купальне было неглубоко. Воткнувшись лбом в мягкое илистое дно, Шепчук тотчас вынырнул и, потирая ушибленное место, взобрался на мостки.

– Бэ-э-э! – донеслось из-за его плеча.

– Вот и я об этом! – посетовал министерский работник, но от идеи купания не отказался и спустился в воду по лесенке.

Меж тем у практикантских палаток движения пока не наблюдалось – молодежь, как обычно, просыпалась позже и с трудом.

На тропинке со стороны Красного Рыболова появилась раскрасневшаяся от быстрой ходьбы Ниловна. В одной руке у поварихи была авоська с трехлитровой банкой молока, в другой – корзинка.

– Просто Маковский какой-то. «Обед в поле»! – усмехнулся про себя Архипцев, который уже стоял у полевой кухни и кипятил воду для чая.

В воскресенье Ниловна выпросила себе выходной, навещала сына в спортивном лагере. Сева с радостью ее подменил – купил рыбу у деревенских пацанов, начистил – Марья Геннадьевна помогала – и приготовил уху. Получилось здорово, хвалили все, даже Шепчук.

– Доброго вам утречка, Всеволод Иванович.

– Здравствуй, Ниловна.

С робкой улыбкой повариха протянула ему завернутую в полотенце миску:

– А я дома оладушек напекла. Думала вас угостить, ну и начальника вашего. Сколько он еще тут гостевать будет?

– Кто же его знает, – пожал плечами Архипцев, откусывая горячую оладью. – Это зависит от настроения.

А настроение у Леонида Аркадьевича, подобно ветру на море, было переменчивым. Радоваться чужим успехам просто так он не привык, однако, узнав, что Лобов задерживается в городе, немного приободрился – уж больно хотелось ему в отсутствие начальника продолжить работу на раскопе. Выбрав удобный момент до того, как все участники экспедиции собрались за завтраком, он обратился именно к Архипцеву – тот остался в лагере за главного:

– Ты же, Сев, сам понимаешь, что сейчас было бы разумно проверить, есть ли впускные погребения. Ведь это очевидно, что наш воин лежит не в одиночестве!

– Звучит заманчиво… – помявшись, протянул Сева. Он был не из тех, кто умеет отказывать, кроме того, ему и самому не терпелось продолжить раскопки.

Но тут очень некстати в разговор вмешалась Гронская, неслышно подойдя сзади. Шепчук даже вздрогнул.

– Ленчик, ты абсолютно прав. И как мы сами не догадались, что надо впускные проверять, – с притворным воодушевлением заговорила она. – Вот завтра, когда вернется Дмитрий, мы и начнем. А пока он велел двигать бровку[31]. Если желаешь, присоединяйся!

Сева промолчал.

Шепчук натянуто улыбнулся:

– Значит, будем ждать Митьку! – Поняв, что оборону Гронской ему не пробить, он сел за стол и приступил к завтраку, стараясь не показывать вида, что расстроился.

Тем временем Ниловна придвинула поближе к Шепчуку миску с оладьями:

– Кушайте, кушайте на здоровьице, – приговаривала она, расставляя на столе тарелки с кашей, масло, хлеб, молоко, и потихоньку ворчала, глядя на пустующие места. – Когда захочут, тогда приходят, кашу больше греть не буду, тут им не ресторан! – Двое из практикантов, два неразлучных Вадима, которые всегда опаздывали, в столовую так и не явились.

После завтрака все разошлись по рабочим местам, а помрачневший Леонид Аркадьевич ушел в одиночестве «дышать воздухом». Впрочем, время для прогулок он выбрал не лучшее. Утренняя прохлада резко сменилась зноем. Солнце палило нещадно, обжигало кожу, брезент палатки нагрелся, внутри стало невыносимо душно и липко. Тася широко распахнула полог, раздвинула москитные сетки.

Шепчук вернулся уже минут через десять, красный, потный и злой.

– Вот вы тут сидите и даже не знаете, что у вас на раскопе делается! – Его плохое настроение наконец нашло выход.

– А что такое? – спросил Архипцев.

– В том-то и дело, что ничего! – продолжал Шепчук. – Там у вас полтора землекопа делают вид, что работают, а на самом деле под кустом загорают! А деревенских, вчерашних скандалистов, и татуированных студентов я вообще нигде не видел!

– Совести у них нет! – подхватила Гронская, но с издевательской интонацией.

– Зато самогонка небось еще есть! – предположил Архипцев. – Выходной прошел ударно. – Выйдя из палатки, он потихоньку подозвал Ниловну.

Но она ничего ни про Кольшу, ни про Генку не знала, так как вернулась от сына вчера поздно вечером, а с утра сразу ушла в лагерь. Архипцев попросил ее сбегать в деревню и выяснить, что там и как.

– Эт-то мошет дэмонстрация! – подал голос Бьорн.

– Нет, это анархия! – со злым смешком отрезал Шепчук.

Сева возразил ему что-то про полевые условия.