Проклятие. Отверженные - [40]

Я не верил себе. Все это время так сильно хотелось убить этого старика, а теперь он передо мной, просит об этом, а мои руки дрожат. Мне стало жаль его, оставшегося совсем одного.

Увидев мои сомнения, старик стал напористее:

— Лиши меня жизни! Я так сильно хочу увидеть жену и дочь, что больше не хочу ждать ни секунды!

— Старик…

По старческому, морщинистому лицу стекали слезы. Он смотрел на меня, как смотрят на человека, от которого зависит ваша жизнь. Взгляд полный любви, надежды и тепла. Никогда не смогу забыть эти глаза…

Странно было видеть столько таких чувств, в человеке, который искренне хотел меня убить. Сосредоточившись, я призвал меч.

— Старик, я сделаю так, что ты даже ничего не почувствуешь.

— Ты не напугаешь меня болью — ухмыльнулся Крупский. Он встал на колени и закрыл глаза.

Когда его голова покатилась с плеч, прежде чем она достигла снега, я увидел на его лице умиротворенную улыбку…

Глава 24

Солнечный свет снова меркнет, предвещая наступление ночи. Пейзаж Оста заметно изменился. И дело отнюдь не в белоснежном покрове, окутавшем город. Белая мантия скрывала лишь малую часть того, что стало с этим, когда-то чудесным местом.

Усеянные снегом и пеплом руины будто и по сей день кричат обо всей тяжести и боли сражений, не так давно бушевавших на этих улицах.

Порывы холодного, декабрьского ветра разносили по округе отзвуки какой-то старой, кажущейся знакомой песни, что лилась из чудом уцелевшего радио в одном из домов.

До этого момента, мне казалось, что я уже погрузил свое сердце во тьму настолько, что подобные картины не вызовут во мне никаких эмоций. Но почему так часто бьется сердце? Почему мои руки дрожат? Почему даже мне, убийце, трудно сохранять сейчас хладнокровие?

Улицы, по которым я раньше бродил, было трудно узнать. Усеянные обломками зданий, сожженной техникой, они больше не полнились жизнью, как это было раньше.

Вот и дом, в котором я жил. Изрешеченные стены, разбитые окна. Здание покосилось, и одна из стен рухнула, но хотя бы все его этажи на месте. А вот напротив и супермаркет, в котором я подрабатывал. Хотя после начала всей этой заварушки, я там ни разу так и не появился.

Сердце все не сбавляло хода, и дрожь не унималась. Закрывая глаза, я снова видел тот самый Ост. Богатый солнечным светом город, но при этом в любую секунду готовый разразиться проливным дождем. Вижу детей переходящих дорогу вместе со своим воспитателем. Вижу вереницу машин, выстроившуюся перед светофором и с нетерпением ожидающую зеленого сигнала.

Но открывая глаза, я будто попадаю в иное измерение. Изо всех сил пытаюсь поверить в то, что пейзаж передо мной, лишь иллюзия, созданная очередным проклятым. Лучше бы всего этого никогда и не было! Ни войны, ни гена ангела! Это не настоящий Ост! То, что я вижу это лишь декорация к какому-нибудь фильму про постапокалипсис! Все не по-настоящему!

Руки сжались в кулаки, а по щеке скатилась слеза. Я и, правда, любил это место! Но никогда не понимал этого! Никогда по-настоящему не задумывался о том, как же все-таки это больно — потерять родной дом!

— Значит вот такая она, настоящая война… — прошептал я, и каждое слово вставало комом в горле.

А ведь так сейчас во многих городах. Сомнения оставили меня. Видимо Крупский говорил правду. Точка невозврата для этой войны уже давно пройдена. Теперь я понимаю, для чего он выбрал именно это место для нашей первой и последней встречи. Это должно побудить меня к действиям. И да, старик! Ты добился своего! Если это действительно в моих силах, то я остановлю эту чертову войну!

Вороны, укрывшись в сумерках, кружили в небе, в поисках того, чем еще можно поживиться на руинах этого, некогда прекрасного процветающего города.

— Сержант Петренко! — громко объявил подполковник, почесывая свою козлиную бородку.

— Я! — не менее громко отозвался Андрей и вышел к трибуне.

— Вы подтверждаете слова капитана Ирины Велесовой и этой девушки? Действительно ли то, что майор Панкратов, перед своей смертью признался в совершении военного преступления, а именно предательства?

На стене, позади широкоплечего, толстого подполковника до сих пор можно было разглядеть следы, еще недавно стекавшей по ней крови майора-предателя. Солдатам армии освобождения пришлось немало поработать, чтобы убрать следы недавно произошедшего здесь побоища.

— Так точно, товарищ подполковник. Я полностью подтверждаю их слова — отозвался сержант.

В этот раз в зале трибунала было намного меньше людей, чем тогда, когда судили Андрея Безмолвного. Но даже среди них нашлись те, кто в обмен на ответ Петренко, одарили его неодобрительными возгласами.

— А доказательства? Они у вас есть? Или мы просто должны на слово поверить нашему «товарищу»? — внезапно с места вскочил высокий, худощавый парень. Его левая рука вся была обмотана бинтами, а левая щека обожжена.

— К порядку! Мы в военном трибунале, а не на базаре! — сурово бросил в его сторону подполковник.

Солдат немного опешил, но быстро пришел в себя и исправился:

— Товарищ подполковник, прошу прощения, разрешите вопрос к товарищу сержанту?

Козлобородый толстяк одобрительно кивнул.

— Майор Панкратов, верой и правдой служивший общему делу долгие годы, вот так просто обвиняется в предательстве? Вздор! А не попытка ли это защитить то уродливое чудовище, что убило его? Обвиняя майора, вы просто пытаетесь прикрыть грехи Андрея Безмолвного!