Проклятие могилы викинга - [40]

И вдруг эноиук затих — так же внезапно, как налетел. Небо стало светлеть. Рёв урагана умолк, его сменил грохот прибоя.

Потрясённые, без кровинки в лице, ребята поднялись и окружили Оухото. Они смотрели на озеро: все оно бурлило водоворотами, дыбилось волнами, которые сшибались друг с другом, суля неминуемую мгновенную гибель любой лодке. С наветренной стороны волны накатывались на островок на добрых полсотни футов вглубь — чуть не до середины их крохотного каменного прибежища.

Тумана с дождём как не бывало, но небо ещё хмурилось и все вокруг было до неправдоподобия угрюмо и пустынно. Лицо Оухото помрачнело от усталости, а быть может, от чего-то ещё. Он вполголоса сказал несколько слов Питъюку.

— Говорит, теперь опасность нет, — перевёл Питъюк. — Но только его тапек помог, удача его. Очень сильный тапек. Илайтутне его не перешибить.

Джейми взглянул на друга, но не нашлось у него насмешливых слов, какими он возразил бы прежде. Сейчас ему нечего было сказать.

Лишь далеко за полдень озеро успокоилось настолько, что можно было плыть дальше. Лодки спустили на воду, и ребята сразу же яростно налегли на весла. Гребли с неослабным рвением, пока Оухото не ввёл флотилию в маленькую бухту у Южного берега. С юга в бухту впадала небольшая речка.

— Земля мёртвых позади, — с облегчением сказал Оухото.

18. ОЛЕНЬЯ ДОРОГА

Плыть вверх по реке, все ещё по-весеннему полноводной, поначалу было нелегко: приходилось часто вылезать из каноэ, переводить их через малые пороги. Но некоторое время спустя они вплыли в крохотное озерко; на южном берегу его виднелась купа карликовых ив. Путники так радостно поспешили к этим жалким «зарослям», словно то был густой лес.

И словно для того, чтобы совсем их развеселить, небеса прояснились. Вскорости уже пылал костёр, варилось вдоволь мяса, которому предстояло унять урчание в пустых желудках.

— Теперь пойдут хороший места, — сказал Питъюк. — Видите? На берегу много олений след.

Остаток дня они плыли по маленьким озёрам и протокам к главному волоку, а вокруг становилось все оживлённей. Повсюду на воде резвились, справляли свадьбы утки. Дважды с песчаных холмов на них глядели дымчато-коричневые полярные лисицы. Стаи сухопутных птиц то и дело взлетали по кромкам озёр. К вечеру, когда они миновали волок и поплыли вниз по течению другой небольшой речки, на каменистом холме они увидели стадо самцов-карибу. Рога у всех были ещё бархатистые, пошли в рост, но уже казалось, будто на фоне неба поднялись раскидистые деревья.

Оухото зорко поглядел на стадо и крикнул что-то Питъюку; тот расплылся в улыбке и перевёл друзьям:

— Говорит, мы хороший время пришли. Завтра придём главный олений дорога на свете. Может, увидим Великий стадо.

Ещё не совсем стемнело (в это время года в полярной тундре не бывает настоящей ночи: солнце не успевает сесть, как уже снова восходит), но Оухото объявил привал, и они разбили лагерь на холме, где недавно видели оленей. Стрелять в оленей никто и не думал; в каноэ ещё оставалось свежее мясо, а ни эскимосы, ни индейцы не убивают зверя без надобности.

После ужина мальчики сидели у небольшого уютного костра, который веселил душу, грелись и попивали чай. Анджелина тем временем старательно шила: когда мальчики шли по мелководью, острые камни продырявили их сапоги.

— А что это за Великое стадо, Питъюк? — спросила она.

— Это вот что, Анджелина. Тукту, олень, никогда не стоит на один место. Весной идёт далеко на север, как птицы. Начинается зима — идёт далеко на юг, как птицы. И летом олень тоже идёт. Когда июль, отовсюду весь олени собирается большой стадо и вдруг пойдёт на юг. Один большой толпа олени. Потом доходят до лес, и там большой толпа распадается, и все опять идёт назад, на север. Когда они в июль идут на юг, тогда мы видим Великий стадо. Олень тогда везде, полно, туча, как мошка все равно. Где идёт, все вытопчет. Самый лучший место для Великий стадо мы называем олений дорога — это в северный конец Нюэлтин-туа.

— Помню, мой отец тоже говорил про такое стадо, — сказал Эуэсин. — Наше племя никогда его не видело, а вот чипеуэи часто про него рассказывали. Я думал, таким стадам уже пришёл конец — ведь оленей теперь куда меньше.

— Может, скоро конец, — ответил Питъюк. — Сейчас не конец. Завтра, может, увидим… Олень кругом, как кошка…

Его прервал громкий хлопок: это Джейми ладонью хлопнул себя сзади по шее.

— Кстати, о мошке: совсем меня заела. Откуда только берётся эта проклятая мошкара? В лощинах ещё снег, а они уже тут как тут!

Да, сомнений быть не могло. В ночной тиши уже слышалось ноющее гудение: откуда ни возьмись на стоянку налетели тучи злобной, проголодавшейся мошки. То были первые посланцы заполярного гнуса. Крохотные, ненасытные, неотвязные мошки появляются ещё до того, как сошёл снег, и остаются до конца лета. В безветренные дни все теплокровные животные терпят от них адские муки. К счастью, на великих равнинах тундры безветренные дни — редкость, не то летом жизнь там была бы просто невыносима.

Но, как назло, сегодняшний вечер выдался тихий, и, когда гудение мошкары обратилось в оглушительный рёв, путникам пришлось искать спасение под меховыми одеялами, в которые все закутались с головой. Задыхаться или быть съеденными заживо — иного выбора не оставалось, и они предпочли задыхаться.