Проклятие лорда Фаула - [50]

Потом Этиаран внезапно остановилась и осмотрелась. Когда она втянула носом воздух, черты ее исказила гримаса отвращения и тревоги. Она повела головой, словно пытаясь засечь источник угрозы.

Кавинант последовал ее примеру, и тотчас его охватила дрожь предчувствия опасности. Он почувствовал, что в воздухе на самом деле что-то не то, что-то фальшивое. Этого не было в непосредственной близости — запах деревьев, травы и цветов, благоухающих после дождя, были такими, какими им положено быть, но это примешивалось к ним, как нечто тревожное, неуместное, неестественное. Кавинант инстинктивно понял, что это был запах болезни — запах преднамеренного зла.

Спустя мгновение ветер переменился и запах исчез. Но эта примесь зла обострила все чувства Кавинанта; контраст усилил впечатление того, что все окружавшее его было реальным. Сделав интуитивное усилие, он осознал перемену, произошедшую внутри него. Каким-то образом, совершенно ошеломившим Кавинанта, чувства его перешли в новое качество. Он смотрел на траву, вдыхал ее свежесть — и видел ее зелень, ее бьющую ключом жизнь, ее уместность в окружающем мире. Переведя взгляд на росшую поблизости алианту, он ощутил исходящее от нее такое чувство силы и здоровья, которое потрясло его.

Мысли его закружились, смешались, затем внезапно прояснились вокруг образа здоровья. Он видел здоровье, чувствовал по запаху естественную пригодность к жизнеспособности, ощущал истинную роскошь и изобилие весны. Здоровье было очень ярко и живо вокруг него, как если бы дух жизни Страны стал осязаемым воплощением. Это было похоже на то, как если бы он попал без всякого предупреждения в абсолютно иную вселенную. Даже Этиаран — она смотрела на его восторг с озадаченным удивлением — была окружена ореолом явного здоровья, хотя ее жизнь осложнялась тревогами, усталостью, болью, необходимостью принимать решения.

— Черт возьми, — подумал про себя Кавинант. — Неужели ореол проказы столь же очевиден для нее? Тогда почему она не понимает? — Он отвернулся от ее взгляда, обдумывая способ, каким можно было бы проверить свои и ее глаза. Спустя мгновение он заметил рядом с одной из горных вершин деревозолотень, с которым, казалось, что-то было не в порядке. Во всех отношениях, доступных чувствам Кавинанта, оно было нормальным и здоровым, но при этом таило в себе выражение какого-то внутреннего недуга, какой-то странной печали — во всяком случае, так показалось Кавинанту. Указывая на дерево, Кавинант спросил Этиаран, что она видит.

Этиаран мрачно ответила:

— Я не принадлежу к числу мастеров учения лиллианрилл, но все-таки вижу, что золотень умирает. Какая-то болезнь поразила ее сердцевину. Разве вы не замечали подобных вещей прежде?

Он покачал головой.

— Тогда как живет тот мир, из которого вы пришли?

Казалось, ее пугает возможность существования такого места, где само здоровье неразличимо.

В ответ на ее вопрос Кавинант лишь пожал плечами. Он хотел бросить ей вызов, выяснить, что она видит в нем. Но потом он вспомнил, как она однажды сказала: «Вы закрыты для меня».

Теперь он понимал, что она имела в виду, и это понимание дало ему чувство облегчения. Тайна его болезни оставалась нетронутой, целой. Он сделал жест в направлении северо-запада, и когда через секунду она продолжила путь, он последовал за ней с радостью. И надолго забыл о себе, созерцая окружавшее его повсюду здоровье.

Постепенно, по мере того, как полдень сменялся сумерками и затем — темнотой ночи, Кавинант привыкал видеть здоровье за разнообразными красками и формами, попадавшимися на глаза. Еще дважды его ноздри улавливали едва различимый запах зла, но поблизости от притока реки, возле которого Этиаран решила остановиться на ночлег, он не смог его нигде обнаружить. Кавинант подумал, что теперь можно спать спокойно.

Но каким-то образом розовые сновидения о духовном здоровье и красоте превратились в кошмар, в котором пахнущие здоровьем формы скидывали вдруг свои оболочки и оказывалось, что на самом деле они отвратительные, разлагающиеся, гадкие. Кавинант был рад проснуться и даже рад был подвергнуть себя риску бриться без помощи зеркала.

На шестой день запах зла стал ощущаться постоянно и становился сильнее по мере того, как Этиаран и Кавинант прокладывали свой путь к подножию гор. На рассвете короткий весенний дождь намочил их одежду, но не вымыл запах из воздуха. Этот запах беспокоил Кавинанта, возбуждал в нем тревогу, и в конце концов он стал чувствовать себя так, если бы прямо в сердце ему было нацелено холодное лезвие ужаса.

Тем не менее он не мог определить источник и природу запаха. Тот сочился прямо сквозь благоуханный букет трав, густых зарослей орляка и алианты, сквозь красоту полных жизни холмов, словно зловоние разлагающегося трупа где-то на границе его обоняния.

Наконец переносить это молча стало невозможно. Поравнявшись с Этиаран, Кавинант спросил:

— Вы чувствуете этот запах?

Даже не взглянув на него, она мрачно произнесла:

— Да, Неверящий. Я его чувствую. И это становится мне понятно.

— Что он означает?

— Он означает, что мы идем навстречу опасности. Вы не ожидали этого?