Проклятие лорда Фаула - [28]

— Я встречался с ним на Смотровой Кевина.

— Ах, это ужасно! — вскричала Этиаран, крепко прижимая к себе Лену. — Что будет с молодым поколением этого мира? Наши потомки умрут в агонии, и будет война, и ужас, и боль для выживших. Увы, Лена, дочь моя! Ты родилась в злое время, и когда наступит час битвы, не будет для тебя ни мира, ни утешения. Ах, Лена, Лена!

Ее горе затронуло незащищенную струну в Кавинанте, и в горле его появился комок. Ее голос напомнил ему собственное видение Запустения в Стране, будто погребальное пение, которого он прежде никогда не слышал. Впервые он почувствовал, что в Стране имелось нечто драгоценное, чему теперь грозило исчезновение.

Это сочетание сочувствия и гнева еще больше натянуло его нервы. Он почувствовал, что его бьет дрожь. Когда он взглянул на Лену, то увидел, что сквозь страх в ней уже пробудилось новое благоговение перед ним. Бессознательное предложение себя в ее взгляде горело еще более завлекающе, чем прежде.

Кавинант сидел молча, пока Этиаран и Лена постепенно успокаивали друг друга. Потом он спросил:

— Что вам известно обо всем этом? Что происходит со мной?

Прежде чем Этиаран смогла ответить, снаружи послышался голос:

— Эй! Этиаран, дочь Тьеран! Гравлингас Трелл сказал нам, что твои дела на сегодня окончены. Выходи и спой для подкаменья!

Мгновение Этиаран стояла, совершенно погрузившись в себя. Потом она вздохнула:

— Ах! Только что началось самое важное дело во всей моей жизни, — и направилась к двери. Отогнув занавес, она произнесла в темноту: — Мы еще не ели. Я приду позже. Но после собрания мне нужно поговорить с кругом старейшин.

— Их предупредят, — отозвался голос.

— Хорошо, — сказала Этиаран. Но вместо того, чтобы повернуться к Кавинанту, она осталась стоять у входа, некоторое время глядя в темноту. Когда она наконец опустила занавес и повернулась к Кавинанту, он увидел, что глаза у нее увлажнились и в них появилось такое выражение, которое он сначала принял за покорность судьбе. Но потом он понял, что Этиаран просто вспомнила о прежней своей покорности.

— Нет, Томас Кавинант, — печально сказала она. — Я ничего не знаю о вашей судьбе. Может быть, если бы я дольше пробыла в лосраате, если бы у меня хватило сил… Но я прервала свое пребывание там и вернулась домой. Я знаю часть старого Учения, о котором и не подозревают в подкаменье Мифиль, но этого слишком мало. Все, что я могу вспомнить для вас — это обрывки магических старых строк о разрушении мира:

Дикая Магия заключена в каждом камне Страны,

И Белое Золото может высвободить ее или подчинить…

Но значения этих строчек, так же, как и направленность событий нынешних времен, я не знаю. Так что вдвойне необходимо доставить вас в Совет. — Потом, посмотрев ему прямо в лицо, она добавила: — Я открыто говорю вам, Томас Кавинант, что если вы пришли, чтобы предать Страну, то лишь Лорды, может быть, смогут остановить вас.

Предать? Эта была еще одна новая мысль. Прошло мгновение, и Кавинант понял, что имела в виду Этиаран. Но прежде, чем он заявил свой протест, Лена вступилась за него:

— Мама! Он же сражался с серой тучей на Смотровой Кевина. Я сама это видела. Как ты можешь в нем сомневаться?

Эта защита сдержала его воинственную реакцию. Сама того не желая, Этиаран затронула запретную тему. Он еще не зашел настолько далеко, чтобы сражаться с Лордом Фаулом.

Возвращение Трелла лишило Этиаран возможности ответить дочери.

Великан некоторое время стоял в дверях, переводя взгляд с Этиаран на Лену и Кавинанта и обратно. Наконец он сказал: — Так, так. Наступают тяжелые времена. — Да, мой супруг Трелл, — пробормотала Этиаран. — Тяжелые времена. Потом его взгляд упал на осколки кувшина на полу.

— И в самом деле, времена тяжелые, — тихо проворчал он, — если бьется глиняная посуда, а черепки спокойно валяются под ногами.

На сей раз Лена испытала неподдельный стыд.

— Прости, папа, — сказала она. — Я испугалась.

— Ничего. — Трелл подошел к ней и положил ей на плечи свои тяжелые руки. — Некоторые трещины вполне поддаются лечению. Сегодня я чувствую себя сильным.

При этом Этиаран с благодарностью посмотрела на мужа, словно он только что совершил какой-то подвиг. С неожиданной для Кавинанта мягкостью она сказала:

— Садитесь, гость. Еда скоро будет готова. Идем, Лена.

Они вдвоем засуетились вокруг нагретого камня.

Кавинант смотрел, как Трелл начал подбирать осколки разбитого кувшина. Гравлингас тихо мурлыкал какую-то древнюю таинственную песню. Он осторожно перенес черепки на стол и положил их возле светильника. Потом он сел. Кавинант сел рядом с ним, гадая, что должно произойти. Напевая сквозь сомкнутые зубы приглушенную песню, Трелл начал подбирать черепки друг к другу, словно решая головоломку. Осколок за осколком становился на место, смыкаясь с другими без помощи какого-либо клея, насколько это видел Кавинант. Движения Трелла были тщательными, кропотливыми, прикосновение к каждому осколку очень осторожным, но кувшин, казалось, очень быстро рос в его руках, и черепки точно подходили друг к другу, оставляя лишь сеть красивых темных линий в тех местах, где были трещины. Вскоре кувшин снова стал целым.