Проклятие лилий - [53]

Амелинда тяжело вздохнула.

— Хорошо, — сказала она вдруг. — Тогда подожди, я прикажу собрать мои вещи.

— Зачем это? — насторожилась я.

— Поеду с тобой, — с мягкой улыбкой ответила супруга Эрвинга. — Ники уже взрослый, справится с замком, а Нику может понадобиться моя помощь. Вряд ли ты так просто найдешь в столице мага-целителя.

Да их вообще почти не осталось! Оказывается, Эмми, как и я, была уверена, что с Ником далеко не все в порядке. Я поначалу хотела отказаться. Представила, что скажет по этому поводу Эрвинг. И мои дочери ведь оставались здесь. А потом вдруг сказала:

— Спасибо. Я ценю твою помощь, Амелинда.

И начались приготовления. Эмми отдавала последние распоряжения младшему сыну, а я позвала к себе Джанет и Мелоди. Девочки выглядели расстроенными и смотрели на меня так, будто бросаю их на произвол судьбы.

— Не беспокойтесь так. — Поцеловала одну и другую. — Я скоро вернусь вместе с папой. А пока берегите себя и помогайте Ники Аттеусу справляться с замком.

— Мамочка, не уезжай! — заревела Джанет, а я всегда считала ее более рассудительной, чем Мелоди.

— Если я не поеду, с папой может случиться беда, дорогая. — Я погладила ее по голове.

— Тогда возвращайся скорее, — вздохнула Мелоди.

— Обязательно. Я люблю вас, родные.

Еще раз расцеловала дочерей и пошла прочь, чувствуя, как разрывается сердце. Один мой ребенок сейчас где-то в Литонии воюет за трон, который еще никому не приносил счастья. Двое других остаются здесь, в замке Аттеус, без присмотра, муж на волоске от гибели, а еще… Опустила руку на живот, тяжело вздохнула. Это изначально была глупая идея, и я все время опасалась, что она плохо закончится — моя четвертая беременность. Никто не знал. Ни Ник, ни девочки. Даже Амелинде я не сказала, хоть она и была целительницей. Скажу, когда нельзя будет скрывать, если к тому моменту со мной и малышом ничего не случится. Да, дурная затея — беременеть в сорок лет, но я была так расстроена отъездом Илверта, что забыла обо всем на свете и свое интересное положение заметила лишь недавно, вспомнив, что уже три месяца не наступают женские дни. Тогда и обратилась к целительнице — обычной, не магичке, как Амелинда. Она и подтвердила мои подозрения.

Три месяца. Шел четвертый. Ник бы сошел с ума, если бы узнал. А если он никогда не узнает? Стало до того горько.

— Ты готова? — Амелинда подбежала ко мне. За ней следовал серьезный и суровый Ники. Хоть мой супруг и Эрвинг были братьями не по крови, а лишь по войне, Ники напоминал моего мужа.

— Готова, — ответила я и обернулась к юноше: — Прошу, позаботься о моих дочерях.

— Обещаю, — спокойно ответил он. — Они будут в полной безопасности.

Амелинда крепко обняла сына, а я заметила у двери Джанет и Мелоди. Девочки заливались слезами. Моя решимость таяла с каждой минутой, но я нужна Нику. И должна быть с ним! Поэтому еще раз обняла дочерей. А у ворот замка нас уже ждал экипаж. Я бы поехала верхом, но опасалась из-за ребенка, поэтому не стала отказываться от идеи Эмми. Мы долго махали детям из окошка экипажа, а затем замок Аттеус остался за спиной, а впереди — дорога в Истор.

Я не была в столице с того самого дня, как Осмонд отправил меня, как гарантию мира, в жены Илверту Первому. Целая вечность прошла с тех пор. Я испытала все, что может человек, и даже больше, ради счастья в семье. О потерянной власти никогда не жалела — Ник и дети были моим миром. Зачем? Зачем мой сын решил разрушить все, что я создавала с таким трудом? Я не понимала до сих пор. Ил вообще мало с кем делился своими переживаниями и мыслями, иногда только с Ником, но с годами все меньше и меньше. Сын закрылся от нас, стал все чаще уходить из дома, а потом и вовсе заявил, что хочет отвоевать трон Литонии.

И снова тот же вопрос: зачем? Сердце болело так, что было трудно дышать. Я представляла моего мальчика где-то там, в холодной чужой стране, и сходила с ума от беспокойства. Как он? Здоров ли? Все ли у него хорошо? Он не писал ни строчки, а все мои письма вернулись обратно. И уже когда мы подъезжали к Истору, пришло письмо, но до того сумбурное, что я перечитала его несколько раз, и такое же страшное. Все, как я и думала: Осмонд решил сделать Ника разменной монетой в своей игре. Но не учел лишь одного — меня.

А еще я гордилась, что мой мальчик сумел взять Самарин. Он вырос сильным и смелым. Жаль, я не смогла научить его главному — быть счастливым.

Писать длинное письмо в ответ не стала. Очень хотелось, но мы почти не останавливались, да и Илверту вряд ли это было нужно. Написала лишь, что скоро буду в Исторе и чтобы он не смел отступать. С Осмондом я справлюсь сама, а Илверт пусть разбирается с армией Изельгарда.

Наконец впереди замаячили стены Истора. Я видела, Эмми тоже тревожится: ни от мужа, ни от старшего сына не было ни строчки, а от сбежавшей дочери писем ждать и вовсе не приходилось. Но Эмми держалась, держалась и я. А Истор встречал нас привычной бурлящей жизнью: криками торговцев и зазывал, воплями мальчишек, суетой и кутерьмой. Остановились мы в особняке Аттеусов. Несмотря на то что нас с Эрвингом когда-то связывали романтические отношения, мне не приходилось здесь бывать, да и сам Эри жил больше в казармах, а особняком управляла его мать. Теперь я мельком взглянула на величественное здание с большими окнами, такое же четкое и прямое, как характер его владельца.