Проклятие Ирода Великого - [26]

Шрифт
Интервал

.

11

Спасшийся благодаря Антипатру Цезарь не хотел оставаться в долгу. Вернувшись в Рим, где добился провозглашения себя диктатором с неограниченными полномочиями, он отправился наводить порядок в Азию. Без особого труда одержав победу над войсками боспорского царя Фарнака [48], он отправил в Рим короткое донесение – «Veni, vidi, vici» («Пришел, увидел, победил»), – посетил Дамаск и пригласил туда Антипатра с Митридатом. Оба они незамедлительно прибыли к Цезарю, причем если Митридат прибыл в сопровождении многочисленной свиты, то Антипатр с одним только Гирканом, чтобы тот, оставшись в Иерусалиме один, не наделал новых глупостей. Митридат в таких сочных тонах поведал Цезарю о героизме Антипатра, спасшего его от верной гибели, что тот проникся к отцу Ирода особой симпатией. Щедро одарив Митридата и его свиту, Цезарь вручил подарки и Антипатру и, сверх того, объявил о своем решении предоставить ему и членам его семьи римское гражданство. «Это означает, – добавил он, – что отныне ты и твои наследники освобождаются от всех повинностей, наложенных на Иудею Помпеем». Пригласив героев Александрийской войны и Гиркана за пиршественный стол, Цезарь поинтересовался у Антипатра: «Чем еще я могу утишить твою боль от раны, полученной в сражении в Александрии?» «Ничем, – ответил Антипатр и, взглянув на Гиркана, готового, по своему обыкновению, пролить слезы, добавил: – Разве что подтвердишь полномочия Гиркана как первосвященника Иудеи. – Чтобы убедить Цезаря в необходимости такого подтверждения, присовокупил: – Если бы не Гиркан с его красноречием и верностью союзническим обязательствам, мне было бы трудно собрать войско для похода в Египет». Цезарь внимательно посмотрел на Гиркана, взял в руки одну из своих записных книжек, с которыми никогда не расставался, и написал:

«Я, Гай Юлий Цезарь, избранный диктатором, сим объявляю сенату и римскому народу, что за доблесть и расположение назначаю самого Гиркана и его потомков первосвященниками и священнослужителями иерусалимскими и судьями народа. Равным образом остаются в силе все древние отношения как между отдельными иудеями, так и между первосвященниками и священнослужителями, равно как все постановления римского народа и сената относительно иудеев. Все местности, земли и поселения, которыми владели сирийские и финикийские цари в награду за свой союз с римлянами, отныне признаются собственностью Гиркана и иудеев. Гиркану, его сыновьям и их послам предоставляется право сидеть в театре среди сенаторов во время гладиаторских боев или травли зверей, и в случаях, когда бы они просили у диктатора или высшего римского сановника права присутствовать на заседаниях сената, то они должны быть допускаемы туда, и постановления сената должны сообщаться им не позже десятидневного срока».

Гиркан, выслушав этот текст, дал, наконец, волю слезам, а Цезарь, передав записную книжку своему секретарю для исполнения принятого им решения, снова обратился к Антипатру: «Какой лично для себя награды ждешь от меня ты? Избери по собственному желанию любой пост, ты тут же его получишь». «Я бы предпочел предоставить меру награды для меня самому награждающему», – ответил Антипатр. Отдав должное скромности Антипатра, Цезарь, не откладывая дела в долгий ящик, тут же назначил его правителем Иудеи, распорядившись вырезать свой указ на медной доске и поместить его в Капитолии в память его, Гая Цезаря, «правосудия и выдающихся заслуг Антипатра, сына Антипатра, перед Римом и римским народом».

Во время непродолжительного пребывания в Дамаске Цезарь сместил с занимаемых должностей всех сторонников Помпея, назначил вместо Скавра наместником Сирии своего родственника Секста Цезаря и, сопровождаемый Антипатром и Гирканом до Тира, вернулся морем в Рим. Антипатр же и Гиркан возвратились в Иудею, где Гиркан, исполненный решимости оправдать высокое доверие, оказанное ему Цезарем, решил восстановить стены Иерусалимского Храма, разрушенные Помпеем в ходе изгнания из него сторонников Аристовула, а Антипатр, уже в качестве правителя Иудеи, отправился в поездку по стране, объявляя повсюду: «Люди, преданные Гиркану, будут жить счастливо и спокойно, наслаждаясь благами мира и своим благоприобретенным имуществом. Те же, кто даст себя обольстить несбыточными мечтами, а также мятежники, преследующие свою личную выгоду, найдут в моем лице вместо заботливого друга – деспота, в лице Гиркана вместо отца страны – тирана, а в римлянах и Цезаре вместо руководителей и друзей – врагов».

Вернувшись в Иерусалим, он увидел, что Гиркан решительно ничего не сделал для восстановления Храма, и сам взялся за ремонтные работы. Не надеясь больше, что из Гиркана получится путный первосвященник, способный если не делом, то хотя бы словом править страной, Антипатр назначил своего старшего сына Фасаила начальником Иерусалима и его окрестностей, а Ирода начальником Галилеи.

12

И вот последний мазок в многофигурной картине, нарисованной Антипатром перед мысленным взором своих сыновей, – известие о гибели Секста от руки сторонника Помпея Басса Цецилия и вспыхнувшем в крупнейшей римской провинции бунте, грозящем перерасти в полномасштабную гражданскую войну между популярами и оптиматами.


Рекомендуем почитать
Год испытаний

Когда весной 1666 года в деревне Им в графстве Дербишир начинается эпидемия чумы, ее жители принимают мужественное решение изолировать себя от внешнего мира, чтобы страшная болезнь не перекинулась на соседние деревни и города. Анна Фрит, молодая вдова и мать двоих детей, — главная героиня романа, из уст которой мы узнаем о событиях того страшного года.


Механический ученик

Историческая повесть о великом русском изобретателе Ползунове.


Забытая деревня. Четыре года в Сибири

Немецкий писатель Теодор Крёгер (настоящее имя Бернхард Альтшвагер) был признанным писателем и членом Имперской писательской печатной палаты в Берлине, в 1941 году переехал по состоянию здоровья сначала в Австрию, а в 1946 году в Швейцарию.Он описал свой жизненный опыт в нескольких произведениях. Самого большого успеха Крёгер достиг своим романом «Забытая деревня. Четыре года в Сибири» (первое издание в 1934 году, последнее в 1981 году), где в форме романа, переработав свою биографию, описал от первого лица, как он после начала Первой мировой войны пытался сбежать из России в Германию, был арестован по подозрению в шпионаже и выслан в местечко Никитино по ту сторону железнодорожной станции Ивдель в Сибири.


День проклятий и день надежд

«Страницы прожитого и пережитого» — так назвал свою книгу Назир Сафаров. И это действительно страницы человеческой жизни, трудной, порой невыносимо грудной, но яркой, полной страстного желания открыть народу путь к свету и счастью.Писатель рассказывает о себе, о своих сверстниках, о людях, которых встретил на пути борьбы. Участник восстания 1916 года в Джизаке, свидетель событий, ознаменовавших рождение нового мира на Востоке, Назир Сафаров правдиво передает атмосферу тех суровых и героических лет, через судьбу мальчика и судьбу его близких показывает формирование нового человека — человека советской эпохи.«Страницы прожитого и пережитого» удостоены республиканской премии имени Хамзы как лучшее произведение узбекской прозы 1968 года.


Помнишь ли ты, как счастье нам улыбалось…

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


У чёрного моря

«У чёрного моря» - полудокумент-полувыдумка. В этой книге одесские евреи – вся община и отдельная семья, их судьба и война, расцвет и увядание, страх, смех, горечь и надежда…  Книга родилась из желания воздать должное тем, кто выручал евреев в смертельную для них пору оккупации. За годы работы тема расширилась, повествование растеклось от необходимости вглядеться в лик Одессы и лица одесситов. Книжка стала пухлой. А главной целью её остаётся первоначальное: помянуть благодарно всех, спасавших или помогших спасению, чьи имена всплыли, когда ворошил я свидетельства тех дней.