Проклятие Гунорбохора - [63]

— Делаешь стрелы?

— Я охотник и живу один. Стрелы сам для себя делаю, — ответил Кринн. — Чего ты хочешь, воин?

— Говорят, это ты позвал Иля, иначе я истек бы кровью, — проговорил Улнар. — Возьми, — он вытряхнул из кошелька все, что было, на ладонь и протянул хешиму. Мергин глянул на пригоршню камней.

— Ты очень богат? — спросил он.

— Это все, что у меня есть. Но мне не жаль, поверь.

— Я никогда ни у кого не возьму последнее, воин. Оставь эти деньги себе.

— Возьми хотя бы часть! — настаивал Улнар. — Больше я ничем не могу отблагодарить тебя.

— Нет, — покачал головой хешим. — Мы, мергины, не делаем добро за деньги.

— Так ты — мергин, — произнес воин, хотя давно понял это. О мергинах — не разбойниках, а тех, кто не признавал Четырех Сущих — Улнар слыхал разное, но делать выводы не спешил. Он не судил о людях по слухам.

— Да. И что? Разве помощь из рук мергина противна тебе? Или твой бог запрещает помогать мергинам?

— Нет, конечно, нет.

Мергины не верили в Сущих, они молились Единому, имени которого воин не знал. Одан и эмоны мергинов не жаловали за то, что те не признавали фагиров и суд. Это было причиной бунтов, в которых, бывало, лилась кровь.

— Хочешь отблагодарить — помоги любому мергину, как я тебе. Этого будет достаточно.

— Я так и сделаю, — кивнул воин. — Обещаю!

— Тогда удачи тебе. Пусть Единый хранит твою душу.

Воин вышел из дома и увидел подъезжавшую к селению крытую повозку. Ее тащили два крога, рядом шагали крепкие парни, одетые в одинаковые куртки с гербом на груди. У каждого на бедре висел короткий прямой меч, но по походке Улнар видел, что они не воины.

— Смотри, теперь к нам идут! — сказал из‑за изгороди худой длинноволосый хешим.

— А кто это? — спросил воин.

— Сборщики, — с ненавистью произнес мергин. — Каждую луну приходят. Собирают дань одану. Только берут больше. Грабители. Денег у нас нет, мы отдаем мехами и рыбой, всем, что поймать или вырастить можем. Так берут за бесценок, одану асирами отдают, а барыш себе!

— Почему эмону не жалуетесь? Не по закону это.

— А что им сделаешь? Это и есть люди эмона.

— Так идите к самому.

— Нас и на порог не пустят? — вздохнул хешим. — Эмон нас за людей не считает и разговаривать не будет. Вон, Кринн ходил жаловаться, так его палками прогнали…

Повозка остановилась возле дома, и Улнар увидел, что она доверху загружена кадушками с рыбой, битой птицей, шкурами и корзинами с овощами.

— Сколько ты должен отдать? — спросил Улнар. Хешим вздохнул:

— Три полновесных асира каждую луну. За это эмон обещает охранять нас от воров. Да только нет у нас воров.

— Я заплачу за тебя, — сказал воин. — Я должен Кринну, а он сказал, что можно помочь любому мергину и вернуть долг. Прошу, позволь мне заплатить.

— Нет, — сказал хешим. — Помогай не мне. Помоги Норану, он в том доме живет. Сборщики знают, что ему платить нечем, хотят забрать его дочь, чтобы штаны им в эмонгире стирала, а там, за стенами, что хотят, с ней сделают…

Улнар прошел к дому Норана. Во дворе суетился невысокий хешим в видавшей виды, залатанной куртке. Обливаясь слезами, его женщина выводила из стойла крога, и Улнар понял, что животное — все, что у них есть.

— Постой! — воин перепрыгнул через изгородь. — Норан!

Хешим с ненавистью взглянул на него:

— Вот, забирай крога, но Сайлану вы не получите! А посмеешь прикоснуться к ней, клянусь Единым и Вечным, я тебя убью!

— Не горячись, я не сборщик, — сказал воин, и лицо Норана вытянулось.

— А кто ты? Разве ты не с ними? — он кивнул на ходивших по соседскому двору парней.

— Я… друг Кринна, и я помогу тебе. Сколько ты должен? — повозка тронулась с места, направляясь к дому Норана.

— Пятнадцать асиров! Я должен за несколько лун, но не могу расплатиться. Огонь уничтожил посевы, мы голодали, но одану все равно! Если они заберут крога, я не смогу пахать, и не смогу отдать долг, но они и слушать не хотят!

Улнар пересчитал деньги: двадцать два камня. Все, что осталось после похода в Кхинор.

— Я заплачу твой долг, Норан. Веди крога назад.

Из дверей выглянуло личико девушки. Большие серые глаза с тревогой и любопытством уставились на воина, и Улнар решил, что проследит за сборщиками, пока те не уедут.

— Я заплачу, — повторил воин. — Иди в дом и не бойся.

Сборщики подходили к калитке, и Улнар вышел навстречу.

— Куда это вы? — сложа руки на груди, спросил воин. Десятник, судя по золотой цепи на груди, неприязненно глянул на воина:

— А ты кто такой? Мы сборщики эмона и должны взять деньги с этого хешима. Посторонись!

Он попытался пройти, но наткнулся на руку воина.

— В чем дело? — угрожающе произнес сборщик. — Смеешь бунтовать?

— Я принял на себя его долг и хочу заплатить. Итак, пятнадцать асиров.

— Шестнадцать, — ухмыляясь, проронил сборщик.

— Это еще почему?

— За то, что мы были добрыми и ждали.

— Хорошо, будь по–твоему, — заминка у дома Норана привлекла внимание селян, вокруг собирались мергины. — Только позволь спросить…

— Ну, что еще? — недовольно буркнул десятник.

— Одан любит протухшую рыбу?

— Это почему? — не понял сборщик. Он оглянулся на рыбу, лежащую в повозке. — Она свежая.

— Пока вы доедете до Далорна, она протухнет.

— А кто тебе сказал… — проговорился сборщик, и осекся, оглянувшись на товарищей. Мергинам не надо знать, что собранное оседает в ближайшем эмонгире, а эмон расплачивается с оданом гораздо меньшей суммой. — Ты давай, плати!