Проклятие Гавайев - [11]

Внезапно телефон у стойки разразился канонадой пронзительных звонков. То была моя невеста, набравшая из номера. Звонили спортивные комментаторы, сообщила она. Сказали, что Ральф и я приняты к участию в Марафоне.

– Не разговаривай с подонками, – предостерег я ее, – все, что ты им скажешь, будет использовано против нас.

– С одним я уже пообщалась, – сказала она, – он постучал в дверь и сказал, что это Боб Арум.

– Хорошо, – одобрил я, – Боб – наш человек.

– Это был не Арум, – сказала она, – а тот кретин, которого мы встретили в Вегасе, из "Нью-Йорк Пост".

– Запрись, – велел я, – это Марли. Скажи ему, мне нездоровится. Меня, типа, сняли с самолета в Хило. Имени врача ты не знаешь.

– А как быть с гонкой? – спросила она, – что мне сказать?

– Это вопрос десятый. Мы оба больны. Попроси оставить нас в покое. Мы – жертвы рекламного трюка.

– Ты, баран, – рявкнула невеста, – что ты им наобещал?

– Ничего, – отмазался я, – это все Уилбур. У него язык без костей.

– Он тоже звонил. Он заедет за нами в девять на лимузине, чтобы отвезти на вечеринку.

– Какую вечеринку? – спросил я, взмахнув рукой, чтобы завладеть вниманием Скиннера. – Сегодня, что, вечеринка в честь Марафона? – полюбопытствовал я у него.

Он извлек клочок бумаги из одного из многочисленных карманов куртки.

– Вот план мероприятия. – Сказал он. – Ага, это закрытая тема в доме доктора Скаффа. Коктейли и ужин для бегунов. Мы приглашены.

Я вновь обратился к телефону:

– Какой у нас номер? Я поднимусь через минуту. Вечеринка действительно намечается. Жди лимузин.

– Тебе стоит побеседовать с Ральфом, – сказала невеста, – он крайне подавлен.

– И что с того? Ральф – художник, он так видит.

– Ну ты, скотина! Начинай уже лучше обходиться с Ральфом. Он приперся за тридевять земель из Англии и привез жену с дочерью только потому, что ты так сказал.

– Не парься, – сказал я, – он получит то, ради чего он здесь.

– Что? – Закричала невеста. – Ты, синяк обожратый! Избавься от своего друга-маньяка и проведай Ральфа – он глубоко задет.

– Это ненадолго. – Заверил я. – Он будет в хлам еще до окончания мероприятия, вот увидишь.

Она повесила трубку, и я повернулся к бармену.

– Сколько вам лет? – спросил я его.

Он напрягся, но промолчал. Я улыбнулся ему.

– Ты, наверное, меня не помнишь, – не отставал я, – когда-то я был губернатором.

Я предложил ему сигарету, которую он отверг.

– Губернатор чего? – спросил он, разводя руками и поворачиваясь к нам.

Скиннер быстро встал.

– Давай выпьем за былое, – сказал он бармену, – этот джентльмен был губернатором Американского Самоа десять лет, а может, и все двадцать.

– Я его не помню, – откликнулся бармен, – здесь много людей бывает.

Скиннер засмеялся и шлепнул двадцатидолларовым счетом по стойке:

– Как бы там ни было, это лажа, – сказал он, – мы врем, чтобы выжить, но ребята мы хорошие.

Он перегнулся через бар и пожал бармену руку, а тот был счастлив лицезреть, что мы проваливаем.

По дороге в фойе Скиннер вручил мне копию плана Марафона и заявил, что встретится с нами на вечеринке. Он бодро помахал рукой и вызвал коридорного, чтобы подали карету.

Спустя пять минут, все еще стоя в ожидании лифта, я услышал отвратительный металлический визг понтиака на подъездной дорожке, после чего шум растворился в дожде. Пришел лифт, и я нажал на кнопку верхнего этажа.

Он не с нами

Когда жена Ральфа впустила меня в номер, его самого массировала пожилая японка. Восьмилетняя дочь остервенело пялилась в телевизор.

– Ты хоть сейчас его не расстраивай, – предупредила Анна, – он думает, у него хребет сломан.

Ральф лежал в спальне, растянувшись на резиновом полотнище и жалобно охая, пока карга колошматила его по спине. На буфете стояла бутылка виски, и я заставил себя глотнуть.

Ральф спросил:

– Что за дефективного бандюгу ты представил мне в баре?

– Это Скиннер, – ответил я, – он – наше контактное лицо в гонке.

– Что? – проорал он, – ты рехнулся? Он – наркоман! Ты слышал, что он мне сказал?

– О чем?

– Ты слышал! – завизжал Ральф. – "Белая смерть"!

– Мог бы и угостить его, – заметил я, – ты был груб.

– Это твоих рук дело, – зашипел он на меня, – это ты его на меня натравил.

Он опрокинулся на полотнище, закатывая глаза и обнажая зубы, сраженный болевым спазмом.

– Будь ты проклят, – простонал Ральф, – все твои дружки ненормальные, а теперь ты завел знакомство еще и с поганым наркоманом!

– Успокойся, Ральф. Здесь все – наркоманы. Нам повезло встретить порядочного. Скиннер – мой закадыка. Он – официальный фотограф гонки.

– О, Боже, – ахнул он, – я ведь знал, что так и будет.

Я глянул через плечо, не смотрит ли жена, а потом вмазал ему в висок, чтобы привести в чувство. Он повалился на кровать… в этот самый момент вошла Анна с чайником и несколькими чашками на плетеном подносе, которые они заказали в обслуживании номеров.

Чай Ральфа угомонил, и вскоре он говорил уже сносно. Поездка за 20 тысяч километров от Лондона оказалась суровым испытанием. Жена Ральфа пыталась сойти с самолета в Анкорэдже, а дочь прорыдала всю дорогу. В самолет дважды при снижении к Гонолулу угодила молния, и у массивной чернокожей женщины с Фиджи, сидевшей рядом с ними, случился эпилептический припадок.