Проклятие Дивины - [64]

А проснулся от того, что его трясли за плечо.

– Просыпайся, княже, едут люди! Едут к нам! – бормотал кто-то над ухом, но Зимобор не мог заставить себя проснуться. – Угряне! – рявкнул Достоян, и это слово заставило князя опомниться.

Зимобор сел, обеими руками сжал виски, словно хотел остановить головокружение.

– Говори, – вслепую велел он Достояну, которого не видел, но чувствовал где-то рядом. – Я слушаю.

– Сюда люди едут по ручью, по которому мы приехали. Немного, человек двадцать. Не наши. Едут открыто и медленно. Похоже, говорить хотят.

– Или отвлекают, – вставил откуда-то сбоку хриплый голос Жиляты.

– Я не отвлекаюсь, – успокоил Достоян. – Дозоры стоят и смотрят по сторонам. Но если эти говорить хотят – пойдешь?

– Пойду! – Цепляясь за стену, Зимобор встал и встряхнулся. – Умыться дайте.

– Я этих расспросил пока, которых взяли. Вчерашних, – продолжал Достоян, пока Зимобор умывался из хозяйской лохани и вытирался собственным подолом. На перевязки к тому времени извели не только все хозяйские полотенца, но и запасы тканины из девичьих укладок, припасенных в приданое, которые хозяева не сумели увезти. – Говорят, дружина молодого князя Хвалислава, сына угренского князя Вершины. Сам Вершина не здесь сидит, а восточнее на Угре. Там у него город, а сюда его сынок за данью пришел. По Угре дошел до Селиборля, а тут ему говорят: вот, смоляне ходят.

– Даровой, леший ласковый, нас ему продал, – прохрипел откуда-то с пола Жилята. – Откуда бы еще эти узнали?

– Да чего ты – сразу продал? – ответил ему Ждан. – Он и сам тут живет, как между молотом и наковальней: то ли мы придем за данью, то ли угряне, а ему или двоим платить, или изворачиваться. Ты бы на его месте тоже послал: они вот вашу дань раньше собрали, с них и возьмите. Скажешь, нет?

– Ну? – Зимобор повернулся к Достояну, убирая с лица мокрые кудри. – Гребень есть у кого, соколы? И что там?

– Да ты сам у него спроси. Он в овине сидит, мои ребята за ним смотрят.

– Он? Кто?

– Да князь Хвалислав! В доспехе богатом, помнишь?

– Ну?

– Дуги гну! Это он и есть.

– Ну, дела! – Зимобор разобрал волосы пятерней (гребень у «соколов» так и не нашелся) и еще раз попытался сосредоточиться. – Пошли, что ли?

Одевшись и приведя себя в порядок, он вышел из избы и зажмурился – с непривычки свет яркого зимнего дня слепил глаза. Дозорный десяток стоял, в шлемах и с копьями, вдоль берега, который здесь образовывал нечто вроде естественной крепостной стены. Услышав шум, кто-то из дозорных обернулся и показал копьем на русло ручья: вон они, мол.

Зимобор подошел. Уже близко на русле ручья виднелось около десятка всадников и столько же пеших. Среди всадников он сразу заметил странную фигуру, закутанную в богатую шубу, покрытую синим шелком. Такая шуба стоила, как вся эта весь со всей скотиной, утварью, припасами и жителями. Причем ни доспехов, ни хоть какого-то оружия при владельце шубы видно не было. И вообще это, похоже, женщина.

Вот уж кого Зимобор сейчас не ожидал увидеть, так это женщину.

По его знаку Достоян сошел с берега до середины тропы и взмахнул рукой. В другой руке он держал щит, прикрываясь на всякий случай.

Приезжие остановились, от них отделился всадник и шагом поехал к тропе.

– Вы кто такие? – крикнул Достоян. – Вам чего надо?

– Здесь ли находится смолянский князь Зимобор Велеборич? – спросил всадник.

– Здесь. А вы кто?

– С ним хочет говорить княгиня Замила.

– Какая-такая княгиня?

– Жена князя Вершины угренского.

– Ну, пусть княгиня поднимается. А ваши пусть тут, на льду обождут.

– Нельзя княгине без людей показаться.

– Князь Зимобор женщину не обидит, если с миром пришла.

Всадница подъехала ближе. Перед княгиней шел только один человек, отрок, придерживая лошадь на крутой тропе.

Дозорные расступились, Зимобор увидел лицо женщины, уже немолодой и явно не славянки. Такие большие темные глаза на смуглом лице, такие черные брови встречались только у бохмитских торговых гостей.

– Здорова будь, княгиня! – Зимобор кивнул. – Заходи в дом, поговорим, зачем приехала.

– Ты – смолянский князь? – спросила женщина, и даже странно казалось слышать от нее звуки родной речи.

– Я. Сойди с коня, не бойся, не обидим. Что на холоде стоять, мы и так всю ночь мерзли.

Отрок помог княгине спешиться, и вслед за Зимобором она вошла в дом. Здесь было так тесно и душно от множества стоящих, сидящих и лежащих людей, что княгиня в замешательстве остановилась на пороге истобки, – даже чтобы пройти через сени, ей пришлось переступить через спящих.

– Эй, народ, расступись, дай где княгине место! – крикнул Зимобор.

Кмети неохотно зашевелились, стали с любопытством оборачиваться – что это за княгиня такая?

Наконец усилиями Судимера и двоих отроков удалось освободить скамью и даже покрыть ее чьим-то медвежьим кожухом. Княгиня села и сложила руки на коленях.

– Угостить особо нечем, не взыщи, – сказал Зимобор. – Каши можем дать, если голодна. Ты-то хоть, матушка, ночью не воевала?

– Я не голодна. Я приехала за другим.

– За чем?

– Твой человек, Красовит, сын Секача, у меня.

Поразмыслив, княгиня решила не брать сразу Красовита с собой, а привлечь его к переговорам уже в качестве участника, а не товара на обмен, только если смолянский князь заупрямится.