Проклятие Батори - [63]

Генрих смотрел на его дергающееся веко.

– Мы будем ждать возвращения графини!

Граф ощутил на себе холодный взгляд своего слуги.

– В чем дело, Генрих?

– Я ничего не сказал.

– Дело не в словах. Я чувствую твое недовольство. Я прав?

– Я служу вам и только вам, господин.

Граф уронил лицо на раскрытые ладони.

– Граф Батори. Вам плохо?

– Оставь меня, Генрих, – ответил тот, по-прежнему закрывая лицо руками. – Я чувствую, как надвигаются чары…

Глава 58

Чахтицкий замок

24 декабря 1610 года

Графиня Батори лежала на кровати, на губах ее выступила пена, дыхание с хрипом вырывалось из легких. Она не замечала присутствия ни Гедвики, копошащейся возле нее всю ночь, ни горничных, регулярно обтиравших губкой ее тело, поддерживая госпожу в чистоте и приличии, как подобает ее благородному происхождению.

Эржебет Батори захватили видения и звуки из прошлого – из тех времен, когда она была девятилетним ребенком и в Эчедский замок явились цыгане.

– Они актеры, – объясняла ей молодая няня, расчесывая ее длинные рыжие волосы щеткой из щетины кабана. У няни были очень ласковые руки, так как ее предупредили о характере девочки. – Они просят разрешения сегодня вечером развлечь твоих благородных родителей. Среди них есть карлик и жонглер. Менестрель поет, а они устраивают кукольное представление.

Маленькая Эржебет захлопала в ладоши, трепыхая кружевными манжетами, и повернулась к няне сияющим от детской радости лицом.

– Отец разрешит им развлечь нас? – спросила Эржебет. – Он такой мрачный и суровый…

– Думаю, твоя мать устала горевать, вот он их и вызвал, – сказала няня и отвернулась от своей юной подопечной, скрывая лицо.

Девочка знала, что няня плачет, вспоминая, как двух старших сестер Эржебет убили во время крестьянских восстаний. Эржебет и старая няня спрятались на высоком дереве и смотрели оттуда, как ее сестер насиловали и убивали.

Потом, когда порядок был восстановлен, отец взял девочку с собой, чтобы она посмотрела, как пытают и убивают крестьян. Ее мать не присутствовала при этом, так как слегла от горя.

– Смотри, как они мучаются, Эржебет. Смотри, как мучаются убийцы твоих сестер, – сквозь сжатые зубы говорил отец. – Пусть помучаются на земле, прежде чем будут вечно гореть в адском огне.

Вцепившись в жесткий рукав отцовского камзола, Эржебет не отрывала глаз от этих людей – столь страшных тогда и таких испуганных и беспомощных теперь.

– Радуйся их мучениям, доченька, – говорил он с холодным каменным лицом. – Радуйся!

Когда раскаленными добела щипцами мужчинам вырвали интимные части, девочка описалась. А потом упала на землю, корчась в конвульсиях.

Когда она очнулась, мать гладила ее по голове.

– У тебя болезнь Батори, – прошептала она, откинув детские волосы с влажных висков. – Твоя благородная кровь несет в себе как честь, так и проклятие.

…Эржебет отогнала эти воспоминания. Теперь будут жонглеры и танцоры, кукольное представление и вульгарные шутки, от которых хохочут взрослые. Будет дикий кабан и вино, сладкие булочки и мед.

Лучше всего было кукольное представление. Эржебет сидела со своим старшим братом Иштваном и смотрела спектакль про дровосека и его осла. Осел орал, а дровосек пинал его. Но осел был упрям и переупрямил дровосека, свалив на землю груз дров и лягнув хозяина в задницу.

Эржебет очень понравились куклы, и она просила еще. Иштван заявил, что слишком взрослый для таких детских историй, и удалился прочь – веселиться дальше и пить вино.

– Попроси у матери грошик, – прошептал дровосек, когда Иштван ушел, – и мы будем без устали развлекать тебя всю ночь.

– Мне нельзя прикасаться к деньгам, – ответила Эржебет. – Мой отец заплатит вам.

– Это для меня и осла, – сказал цыган за ширмой. – Или скажи мне, где твоя мать прячет деньги.

– Моя мать не оставляет денег в замке, у нее есть, только чтобы заплатить кухарке и купить еды и вина в рыночные дни.

– Значит, на кухне?

– Сыграйте еще. Я хочу услышать, как ревет осел.

– Сначала мне нужно отдохнуть, – сказал цыган, выбираясь из-за ширмы. – Я утомился от долгой дороги в Эчед. Можно мне кувшин воды?

– Попроси у служанки, – фыркнула юная аристократка. – Я тебе не прислуга.

– Простите, молодая графиня. Я сам схожу на кухню и найду кувшин с водой. А потом вернусь с новыми историями про ревущего осла.

Но цыган не вернулся. Услышав шум из кухни, Эржебет повернула голову.

– Пойман с поличным! Этот цыган украл талер из кухонного кувшина! – кричала кухарка. Она гонялась за злоумышленником, колотя его по спине поленом и вопя: – На помощь! На помощь! Держи вора!

И больше Эржебет не услышала историй про дровосека и его осла. На следующее утро цыган-кукольник был зашит в дохлую лошадь, и его грязная голова разевала рот с распухшим от жажды языком. Он просил воды, а мухи облепили его кровавые раны, откладывая яйца.

Отец взял Эржебет за руку и повел посмотреть на умирающего цыгана. Над роящимися жужжащими мухами граф Батори с отвращением указал подбородком на полуживого вора.

– Воды, – пролепетал кукольник. – Имейте же сострадание!

Граф Батори нахмурился и подтолкнул дочь поближе к несчастному.

– Посмотри, дочь моя, что ждет каждого, кто обманывает Батори.