Проклятье рода Ранненкопф - [10]

– Вы ошибаетесь Эва, то есть, возможно, Трудхен и испытывает подобные чувства, но скорее к какому-нибудь вихрастому сорванцу с веснушками на щеках. Деревенскому мальчугану, о котором грезит бессонными ночами…

– Да вы и вправду поэт. Только маленькие, – на слове «маленькие» она сделала ударение, – девочки редко обращают взор на сверстников. Они предпочитают кавалеров постарше. Чем заполнены её одинокие бессонницы я уточнять не стану, но прогуляюсь с вашей Джульеттой к озеру и проведу беседу. В своё время, мне довелось прослушать курс педагогики в Бонне.

* * *

Вообще, озеро за парком, которое когда-то наполняло рвы замка, было сущим наказанием бедняги-управляющего. Сейчас осень. Лес там, конечно, так же как и этот сквер за окном, усыпан разноцветными листьями, на воде покой и тишина. Но летом на низких, заросших осокой берегах, разгорались нешуточные баталии. Я узнал об этом непосредственно от участника сражений – бравого фельдфебеля Штера.

Как-то, уже после приезда писательницы, управляющий дёрнул меня за рукав и многозначительно мигнув, пригласил следовать за ним. За плечом старика висел дробовик, а на шее болтался бинокль (у замка время от времени раздавались выстрелы, но я ни разу не видел на кухне ни фазанов, ни перепелов и объяснял это тем, что управляющий был близорук как крот). Мы молча пересекли луг, углубились в лес и скоро оказались у озера. Я уже открыл рот, но папаша Штер подал знак соблюдать тишину и пригнувшись прокрался вдоль берега к маленькому шалашу (низенькому двускатному навесу под густой ракитой). Мы забрались внутрь и упали на подстилку из веток. Торцом шалаш выходил на водную гладь, где я с удивлением заметил двух купающихся. Кто эти двое понять было трудно, всё-таки мы находились достаточно далеко. Но вот неизвестные поплыли к отмели, управляющий заёрзал, передал мне бинокль и я увидел Трудхен так, словно та стояла в шаге от меня. Девочка уже выбралась на мелководье, но ступала осторожно, балансируя руками, наверное, дно водоёма было неровным. Своей изломанной позой она напоминала юную гимнастку Пикассо. Следом, на отмель, тяжело хватаясь за торчавшую из воды траву, вылезла стряпуха, представ подле девочки живой аллегорией разрушительного бега времени. Как-то само напрашивалось противопоставление обрюзгшего тела женщины – стройной как тростинка Трудхен. Дряблого бюста первой и крошечных острых грудок другой. Рыхлого, широкого зада, бесформенных коленей и словно накрытого куском намокшей овчины, лобка поварихи – длинным ножкам девочки, её пока округлому животу и трогательной в свой детскости вертикальной складочки под ним, которую ещё не прятали, а скорее оттеняли тёмноватые завитки...

Сравнение можно было бы продолжить, но управляющий отобрал у меня бинокль. Плотоядно, не отрываясь, он следил за тем, как купальщицы распускают собранные узлом на затылке волосы и одеваются.

– Какова?!

– Мне хотелось бы иметь такую сестрёнку, – искренне ответил я, но Штер воззрился на меня как на умалишённого. Стало ясно – речь шла не о Трудхен и чтобы заполнить неловкую паузу, я задал старику вопрос о двустволке.

Оказалось, что наслышанные о его невинной слабости, сельские мальчишки ряженные в платки и платья наведываются на дальний берег (где случается плещутся местные крестьянки). Долго жеманясь, пробуют воду, потом будто раздеваясь, стоя спиной к озеру, поднимают юбки и когда цейсовская оптика начинает плавиться в руках управляющего, с хохотом поворачиваются к нему лицом. В ответ разъярённый старик палит в безобразников из дробовика крупной солью.

* * *

Скоро Эва в сопровождении Трудхен проследовала через двор. К обеду она не спустилась и мне стало не по себе. Испорченная рукопись никак не шла из головы и заглянув на кухню я, на всякий случай, поинтересовался у девочки, не знает ли та, где фрейлейн Ангальт. Но, Трудхен, низко наклонившись над своей тарелкой, лишь замотала головой, громко хлюпая супом. В её исчерпывающем ответе мне послышалось с детства знакомое: «Разве я сторож брату моему?» и полон самых чёрных подозрений, я отправился на розыски. Хотя, «розыски» – сильно сказано, если Эва и заблудилась, то уж верно не на лугу перед замком. Я пошёл в парк и не ошибся, у дальнего, заболоченного края озера до меня донеслись слабые крики. Точно определить направление не позволял ветер, дувший со стороны замка, но нехорошая догадка вывела меня к знакомой тропе. И уж совсем рядом со злополучной ямой, словно в подтверждение самых худших моих предположений, я снова услышал срывающийся, взывавший о помощи, голос и бросился вперёд.

– Эва! Бог мой! Фрейлейн Эва…

Романистка стояла по плечи в грязной жиже. Вывороченные кочки по краю ловушки как, впрочем, и руки писательницы красноречиво свидетельствовали о том, что фрейлейн Ангальт пыталась выбраться самостоятельно, однако раскисший грунт свёл все попытки на нет.

– Где эта маленькая дрянь? – едва оказавшись на траве прошипела беллетристка, даже не удосуживаясь уточнить, о ком идёт речь, её обычно спокойные зелёные глаза метали яростные молнии. Эва подобрала с земли сумочку, нервно вытащила мятую красно пачку.