Проклятье на последнем вздохе или Underground - [22]

Но вскоре со стройки начали пропадать кирпичи. Всех рабочих по одному стали вызывать в НКВД. Никто так и не узнал, нашли вора, или нет, но после первого же допроса Наталье даже мечтать о своем доме расхотелось.

Потом на строительство бани пригнали немецких военнопленных и, сильно округлившуюся в талии, Наталью от тяжёлого труда освободили.

Но ей все равно было муторно. Теперь ей хотелось не только хлеба, но и соленого сала. А в доме не было даже солёных огурцов. В добавок — раздражало все!

— Фу, гадость — то какая! — стойкий, специфический запах неприятно встретил Наталью ещё на кухне. — Чем воняет — то?

Оказалось, что Васькой — соломой, дальним родственником Натальи, приехавшим из деревни её навестить.

Каждый дом имеет свой характерный запах и хозяин невольно пропитывается им. Но Васькин дом вонял именно Васькой, как и всё вокруг него. Только этого сюрприза Наталье сейчас и не хватало.

— Зачем ты чемодан — то на стол поставил? — вместо приветствия взъелась на родственника Наталья. — Смотри, какой он у тебя грязный!

— Так надо ж его оботрать, — не смутился непрошенный гость.

— Чего надо? — не поняла Наталья.

— Оботрать говорю надо, тряпку давай! — Васька поплевал на обтрепанный от старости чемодан и растер всё это дело Натальиным чистым фартуком.

— Гад ты, Васька! — Наталья отняла у родственника свой фартук, который теперь больше походил на половую тряпку.

— Чего ругаисси, дура? — наконец обиделся Васька так, что его светлые, непослушные волосы затопорщились растрёпанной копной. — Гляди, какой я тебе подарок привез!

Сопя от обиды, Васька достал из своего чемодана репчатый лук и обернутый тёмной тряпкой кусок сала. Лука, правда, было больше.

У Натальи, несмотря на подозрительную тряпку, даже слюньки потекли.

— Родненький ты мой, — радостно обняла она Ваську, мгновенно осознав своё свинское отношение к заботливому родственнику, и тут же поняла, что для неё это уже слишком.

— Вот, а ты ругаисси. Я ж говорю: бабы, они все дуры! — Немного отошел сердцем Васька. — Да ты не боись, мне завтра надо уже взад вертаться. Верка — то моя тоже на сносях. Не сегодня, завтра разродиться должна.

Может пацана мне родит, а то всё девки, да девки. Это она тебе сало — то прислала. Сама знаешь, что много сейчас нету. Вот всё, что смогли.

Уложив детей и Александра, с пьяну полезшего было на Ваську, как на хахаля его жены, с кулаками, Наталья шёпотом проговорила с Васькой почти до рассвета.

Вспомнили всю немногочисленную родню, соседей, знакомых.

— Я хоть контуженный, но живой пришёл, а вот Игната рябого, конюха Андрюху, Забегая, Лёньку сопливого — всех на войне убили, — обстоятельно рассказывал Васька. — А Кузька и Терёха только недавно возвернулись.

Терёха без руки. Запил по — чёрному, переживает: он ведь до войны знатным гармонистом был. От девок отбоя не было. А щас одна Маньша рябая по нём сохнет, а он нос воротит.

У бабы Моти всех девятерых сынков на фронт забрали и все они погибли геройски. Ей ещё бабы завидовали, что из такой оравы хоть ктой — то да возвернётся.

Девятерых родила, выходила, выкормила, вырастила, а под старость совсем одна осталась. Вот ведь как в жизни бывает!

Васька умолк и задумчиво засопел.

— Вась, а ты на кладбище — то давно был? — непрошено сжалось сердце у Натальи.

— Ходим мы, и я и Верунька моя, глядим за могилками, — прошептал Васька, — ты не переживай. Ежели смогёшь когда, сама приедь. Не далеко ведь! Теперь поезда ходят. Я вот на литерном за три часа добрался.

А поп наш — Филимон, он еще при тебе к нам приехал, пропал. Отслужил недавно в церкви молебен обо всех убиенных и домой не пришёл. И матушка Ефросинья и всем селом его искали — нету его нигде. Даже милицию вызывали! Как провалился! — Опять ожил Васька, в очередной раз взбивая свою подушку.

Он темноты ночи, дурного запаха и рассказов родственника Наталье сделалось нехорошо.

— А ты, ежели, мальчонку родишь, как назвать хочешь? — спросил Васька и сам удивился своему вопросу.

— Мы с Сашей решили, что Серёженька будет, — погладила Наталья свой живот. — Вон как толконулся, видать, что он не против.

— И наша бабка — ведунья померла. Меня к себе перед этим призвала, — немного помолчав, продолжал Васька.

— Тебя — то зачем? — поинтересовалась Наталья.

— Да просила, — замялся Васька. — Просила, что б я после ейных похорон в её избе крышу разобрал.

— Зачем?

— Ну, что б освободиться она смогла и уйтить.

Ладно, спать давай, скоро уж петухи запоют, — опять поправил свою подушку Васька. И так и передал Наталье главных бабкиных слов, из — за которых он собственно и приехал: — Передай Наталье, что Егор вернётся. Дюже лютой смертью он помер и очень на Наталью зол.

А зло не умирает вместе с человеком. Оно остаётся. А, когда человек умирает от ужаса, то с ним много чего может случиться. И он придёт, как только они его позовут.

Может он сам не очень верил в эту чушь, или Наталье не захотел голову забивать. Только остановило его что — то.

* * *

Вместе с Васькой к Наталье пришли и воспоминания.

В гражданскую войну их деревня несколько раз переходила то к красным, то к белым, то к различным бандам. В последний раз беляки напали ночью. Они окружили спящее село и в первых лучах восходящего солнца ворвались в него.