Проклятая реликвия - [8]

— Чушь, — возразил Джеффри, пытаясь усадить монаха. Пичард безвольно повалился обратно. — Барзак мог заявить все, что угодно, но разумные божьи люди не должны верить в такую ерунду. Нечестивцы проклинали нас всю дорогу от Константинополя до Иерусалима, но мы этого не замечали. Чем этот Барзак отличается от них?

— Дело в Истинном Кресте, — шепнул Пичард. — Я почувствовал, что мои силы угасают, как только с меня сняли мешочек. Я не сумел этого предотвратить.

— Если ты веришь во всю эту чепуху, зачем вообще согласился взять реликвию в Рим? — раздраженно спросил его Джеффри.

— Потому что это мой священный долг, — прошептал Пичард. — Оно должна попасть в Рим, где ее могут спрятать куда-нибудь, чтобы никто не использовал ее во зло. Я знал, что умру, если возьму это на себя, Петр повел себя честно и все рассказал, но я надеялся, что буду в безопасности, пока не доберусь до дома.

— Думаю, тебя ограбил Юлий, — с омерзением произнес Джеффри. Он жалел, что не остался с Пичардом вчера ночью и не придумал какую-нибудь причину, по которой Юлий не мог бы пойти с монахом. Он просто не предполагал, что нормандец украдет обломок креста так быстро.

— Это не Юлий, — возразил Пичард. — Это был друг Петра — Марк. Я очень хорошо разглядел его лицо в лунном свете. Думаю, Братство передумало и решило оставить реликвию здесь, а не отправлять в Рим, как хотел Петр. Я не могу их за это винить.

— Мне показалось, что они считали эту штуку опасной и хотели убрать ее из города. — Джеффри вспомнил разговорчивого монаха, с которым беседовал только сегодня утром.

Монах совершенно точно не жалел о том, что проклятая реликвия исчезла.

— Так считал Петр, но, возможно, не все братья соглашались с ним. Неважно, моя роль уже сыграна. Я должен был ее доставить, и я обречен.

— Нет, — сказал Джеффри. — Если ты допустишь, чтобы эта мысль завладела тобой, тогда, конечно, умрешь. Но ты можешь с этим бороться. Нет никаких причин, по которым ты не должен сном увидеть Рим.

— Я бы хотел увидеть Тибр, — прошептал Пичард. — Нет в мире другой такой реки, как Тибр.

Джеффри подхватил его подмышки и поставил на ноги.

— Значит, пойдем со мной на улицу. Увидишь солнце и небо, и тебе станет лучше. Твое время умирать еще не пришло.

Он повел Пичарда по комнате, спотыкаясь под его немалым весом, с трудом спустился по лестнице и выволок монаха на свежий воздух. Пичард поднял голову, сощурился, глядя на светлеющее небо, и его губы тронула улыбка. Он отпустил плечи Джеффри и прислонился к стене.

— Может быть, ты и прав, — сказал он. Джеффри заметил, что на лицо монаха возвращаются краски. — Здесь я чувствую себя лучше.

— Дыши глубже, — посоветовал Джеффри. — И сядь на лавку рядом со своим товарищем.

Тот услужливо подвинулся, давая Пичарду место, и пробормотал что-то про тех, кто пьет больше, чем следует, перед долгим путешествием. Пичард не стал его поправлять. Он сидел, закрыв глаза и наслаждаясь утренним солнцем, и чувствовал, что к нему возвращаются силы.

Джеффри скоро надоело стоять на одном месте, и он прошелся до конца улочки. Там остановился, глядя на солнечные лучи, косо падавшие на пыльную дорогу. По всему городу звонили колокола, улицы сделались оживленными. Внезапно из-за угла с грохотом выкатилась повозка, с которой сыпались фрукты. Возницы не было, за повозкой бежали люди и кричали тем, кто впереди, чтобы ее остановили. Но Джеффри вряд ли смог бы удержать понесшую лошадь, и он совершенно не собирался рисковать жизнью, хватаясь за вожжи: существовала опасность, что он попадет под колеса или лошадь растопчет его копытами. Он прижался к стене, и повозка прогрохотала мимо. Прямо возле лавки, на которой сидели Пичард и толстый монах, у повозки треснула ось.

Она накренилась, а потом с оглушительным треском рухнула набок. Лошадь споткнулась и упала на колени, громко заржав от боли и ужаса. Во все стороны полетели фрукты, к ним кинулись люди, стараясь подобрать как можно больше, пока не появился хозяин. Джеффри побежал к лавке и в ужасе остановился.

Or повозки отломился кусок, похожий на копье, и насквозь пронзил гревшегося на солнышке Пичарда. Рядом с ним сидел, распахнув рот, потрясенный толстый монах. По его мясистому лицу текли струйки пота. Джеффри увидел, что монах не пострадал, и обернулся к Пичарду.

Бенедиктинец был мертв. Он сидел в позе, в которой оставил его Джеффри, с закрытыми глазами, и на губах его играла удовлетворенная улыбка. Рыцарь отшатнулся, в голове бушевал вихрь мыслей. Что это — ужасное совпадение? Или проклятье Барзака на самом деле действует? Он дрожащей рукой потер лицо, не зная, во что верить. Пичард погиб. Петр умер. Реликвия исчезла, вернулась в Братство, и Джеффри надеялся, что там ее сумеют сохранить, чтобы она больше никогда не губила жизни хороших людей.

В маленьком домишке, в бывшем еврейском квартале города, Марк снял с шеи небольшой кожаный мешочек и протянул его Юлию. Юлий с улыбкой взял мешочек, ослабил завязки и заглянул внутрь. Потом потряс, и на его ладонь выпал кусочек дерева длиной с палец.

— Я прослежу, чтобы она добралась до Рима, — пообещал Юлий, положив реликвию обратно в мешочек и засунув его в свою суму. — Пичард был жадным и продажным, он мог бы сплавить ее первому попавшемуся бесчестному торговцу реликвиями, предложившему хорошие денежки, но я не подвержен подобным слабостям.