Проклятая реликвия - [23]

Де Вольф негромко выругался.

— Значит, сделать ничего нельзя? — уточнил он.

Архидиакон улыбнулся и допил вино, а потом поднялся на ноги.

— Мы можем вместе прогуляться туда и попробовать ласково нажать. А этот большой меч я оставлю дома, Джон. Нам потребуется дипломатия, а не грубая сила.

Соборные колокола зазвонили к вечерней молитве, и позади таверны «Куст» начала собираться толпа. На грязном заднем дворе места между кухней, пивоварней, свинарниками и уборными хватало, чтобы поместились все. Гвин поставил их полукругом вокруг одного из столов, принесенных из пивной. На столе лежала пугающе неподвижная фигура, накрытая пустыми мешками из-под ячменя. Огромный корнуолец своим зычным голосом официально открыл судебное разбирательство, гаркнув:

— Все вы, подойдите ближе к королевскому коронеру графства Девон и сообщите о своем присутствии!

Де Вольф, стоявший во главе самодельных похоронных носилок, заметил, что шериф только что появился вместе с каноником Томасом де Ботереллисом, регентом собора, в чьи обязанности входила организация многочисленных ежедневных служб. Джон напрасно пытался понять, откуда у них такой интерес к смерти в простой таверне. Эта парочка (один броско вырядился в ярко-зеленый камзол и плащ, другой надел монашескую черную сутану) протолкалась сквозь толпу зевак и встала рядом с секретарем приора из обители святого Николая. Когда Джон с архидиаконом пришли в монастырь, они натолкнулись на ледяной прием Ансельма, но после нескольких умиротворяющих слов де Аленсона приор немного смягчился и пошел на компромисс. Он так и отказался сам покинуть монастырь, но согласился на то, чтобы его секретарь, брат Базиль, пошел на дознание и подтвердил личность жертвы.

Де Вольф шагнул вперед и начал дознание, пристально глядя на ряд присяжных, бывших одновременно и судьями, и свидетелями, потому что именно они находились в пивной прошлым вечером.

— Мы находимся здесь, чтобы провести дознание о смерти человека, которого полагаем Гервазом из Сомерсета, хотя это может быть правдой, а может и не быть. Что наверняка правда — это то, что он мертв.

Раздалось несколько почтительных смешков, и коронер сердито нахмурился. Он вызвал служанку Люси, бывшую Первой Нашедшей тело. Она коротко описала, как наткнулась на труп и завизжала, призывая хозяйку и подручного. Собственно говоря, Первому Очевидцу полагалось поднять шум и крик, начать стучаться в ближайшие четыре дома по соседству и начинать погоню за убийцей. Вероятно, в деревне это было возможно, но в городе — невыполнимо.

— К тому времени этот человек был мертв уже несколько часов, — объявил де Вольф. — Когда я осматривал тело, оно уже закоченело, поэтому искать убийцу, наверняка давно сбежавшего, не имело смысла.

Джон заметил, что шериф вскинул брови и высокомерно усмехнулся, и его охватило тревожное ощущение, что де Ревелль явился, чтобы устроить неприятности.

Однако ему следовало продолжать, и он перешел к следующему пункту — опознание. Он попросил брата Базиля выйти вперед, и худой молодой человек, закутанный в слишком большую черную рясу, неохотно подошел к нему.

По знаку Джона Гвин откинул один из мешков, и, под оханье и брань толпы, явил миру верхнюю часть тела. Белое лицо отвратительно контрастировало с темно-красной кровью, заполнявшей зияющую рану на горле и растекшейся по одежде.

— Брат, тот ли это человек, что пришел вчера в монастырь святого Николая?

Юный монах сделал несколько робких шажков в сторону трупа и вгляделся в лицо, потом слегка подвинулся, чтобы рассмотреть неровную тонзуру. С лицом таким же белым, как и у трупа, он кивнул и ответил дрожащим голосом:

— Это тот человек, коронер. Он назвался Гервазом и сказал, что он приходской священник из Сомерсета и возвращается из паломничества в Сантьяго де Компостелла.

Далее монах поведал о предложенной реликвии Истинного Креста и о весьма необычной явлении — настоящем письме о подлинности с подписью и печатью рыцаря-крестоносца.

— Вы сочли этого человека за настоящего священника? — напрямую спросил де Вольф.

Монах замялся.

— Трудно сказать, сэр. Понимаете, он одет в рясу, вы и сами видите, но очень уж убогую, даже для человека, пережившего трудности паломничества. И тонзура у него странная, хотя, опять же, он мог только что восстановить ее после долгих странствий.

— Похоже, вы сомневаетесь, брат. А что думает приор Ансельм?

Юный секретарь беспокойно переступил с ноги на ногу.

— Позже он сказал мне, что разделяет мое недоумение. Но этот человек смог прочитать пергамент, который принес с собой, и заговорил по латыни с одним из братьев в саду. Кто, кроме священника, это умеет?

Вызвали Несту, чтобы она подтвердила, что именно погибший пришел в таверну предыдущим вечером и заплатил за еду и ночлег. Она почти ничего не смогла добавить.

— Вам не показалось странным, что священнику потребовалось переночевать в трактире? — спросил Джон, стараясь, чтобы его голос звучал так же неприветливо, как и с остальными свидетелями; впрочем, все присутствовавшие знали, какие отношения связывают трактирщицу и коронера.

— Да, немного странно, но странствующие клирики и раньше останавливались у меня, если в соборе все комнаты для приезжих заняты. Он сказал, что на следующий день ему пообещали койку в аббатстве Бакфэст, так что тюфяк ему требуется только на одну ночь. — Далее она сообщила, что ночью ничего подозрительного на чердаке не слышала, и сказала, что оставшиеся на ночь поднимаются и спускаются, когда захотят, так что ей и в голову не пришло наблюдать за ними в такой оживленный вечер.