Проклятая картина Крамского - [11]

Сперва Илья даже не поверил, что это всерьез.

Бойкот.

За что? Он же не виноват… да только кто станет слушать? Генка постарался. Он первым пересел от него, а освободившееся место никто не спешил занять. Илья очутился точно в вакууме.

С ним не разговаривали. Его вовсе словно бы не замечали, и не только одноклассники, но и учителя. Когда случалось вызывать к доске, редко, пожалуй, лишь потому, что положено было проводить опросы у всех, Илье не задавали даже дополнительных вопросов.

Его слушали.

Кивали.

Возвращали на место. И забывали о том, что он вообще есть.

А Генка… Нет, он не нашел себе другую жертву. Он был мил и приветлив с каждым. И время от времени приглашал домой, однажды – целый класс… и о том тоже пришлось написать в отчете.

Отчеты Илья составлял каждую неделю. И как-то привык к этой работе, а он воспринимал их именно работой. Неприятной, тяжелой даже, но все-таки обязательной.

А потом школа закончилась.

Был техникум. С институтом Илья решил погодить. Он бы просто не выдержал еще два года в тишине. Да и… какая разница?

Все ведь сложилось.

И тетка, доживи она до нынешних дней, гордилась бы Ильей. Ему бы хотелось думать, что она гордилась бы.

– Теперь вы понимаете, почему я не хотел иметь с Генкой никаких дел? Мне даже неприятно было находиться рядом с ним… с ними со всеми. – Илья смотрел в глаза Олегу Петровичу, который неуловимо был похож на того, другого, опера, о котором Илья постарался забыть.

– Но на вечер встречи вы отправились?

– Отправился.

– Почему, позвольте узнать?

Илья пожал плечами. Хороший вопрос. А и вправду, почему?

– Я не хотел… поначалу… не собирался… В первые лет десять меня даже не звали… а тут вдруг Танька объявилась. Староста наша. И так настойчиво начала… Все эти красивые речи, о единении, о дружбе… о том, что жизнь развела, но надо помнить о прошлом… Я и вспомнил. И тут… стало интересно. Такой, знаете ли, корыстный интерес, подловатый даже, наверное… хотелось показать себя. Доказать, что я не сел, как они думают. Не спился. Не скололся. А живу себе и здравствую.

– Неплохо живете, – огляделся Олег Петрович.

– Именно. Неплохо живу. В отличие от многих. И на Генку поглядеть хотелось. Понять, кем он стал… убедиться, что…

– Не все у него хорошо.

– Именно.

– И как?

– Убедился, – признался Илья. – Не скажу, что полегчало, но он… он произвел на меня впечатление не самого богатого человека… мне это было приятно. Мне ни к чему было убивать его. Напротив. Теперь я был на вершине, а он внизу. И мне это положение дел нравилось, а Генке наверняка не очень. Он всегда болезненно воспринимал чужое превосходство…

– Понятно. – Олег Петрович произнес это таким тоном, что стало очевидно: ничего-то ему не понятно. И не решил он до конца, стоит ли Илье верить. – Будем разбираться.

Часть I Холопка

Фатежский уезд Курской губернии, имение столбовой дворянки Мизюковой.

Нынешнее лето выдалось на редкость жарким. И от жары этой не было спасу ни коровам, ни коням, ни людям. Мухи и те летали сонные, медлительные, жужжанием своим раздражая и без того раздраженную потную боярыню. Та сидела у окошка, глядя на дорогу, обмахиваясь веером, не столько холодку ради, сколько потому, что более заняться было нечем.

– Читай, – велела она нервным голосочком. И девушка, сидевшая в углу, подчинилась.

Она читала выразительно, и мягкое звучание ее голоса вплеталось в нынешний сонный день, ничем-то не отличавшийся от дней иных.

Было скучно.

– Хватит… – Боярыня потянулась. – Вели, чтоб чаю подали…

Чаю не хотелось, вовсе ничего не хотелось, и все ж хоть какое-то развлечение… В гости, что ль, съездить? Аль вовсе на воды податься? Ныне общество приличное на водах… и родня, сестрица двоюродная отписалась, что отбывает… Однако ежель и боярыня отправится следом, то встрече сией сестрица не обрадуется. Не любит она о родственниках вспоминать.

Чай подали, а после чаю, тоску развеивая, и гость заявился незваный, но дорогой.

– Здравствуйте, тетушка! – Громкий его голос враз разрушил сонное очарование дома.

Мухи зажужжали живей, а горничные на гостя уставилися нагло, с провинциальным любопытством. Сказать-то, гость был собою хорош, высок и статен, волосом темен, смугл…

– Что ж вы, тетушка, будто бы и не рады меня видеть? – произнес он с притворным удивлением, а после на руки подхватил, закружил, что пушинку… Вот шельмец!

И когда только вырасти успел?

Помнится, не так давно приезжал отдыхать в поместье мальчонка диковатый, после и школяр… а потом в офицеры подался, значит. Писал, конечно, но редко и скупо. Оно и ясно, мужчины к письмам особое любви не испытывают.

– Ты бы хоть предупредил!

– Да зачем? Иль все ж таки не рады?

– Рады, рады… Матрена, вели, чтоб на стол накрывали! Голодный, чай? Конечно, голодный… Выхудл, без слез и не взглянешь… Матушка-то твоя ведает, что ты вернулся? Надолго ли?

– Ах, тетушка, сколько вопросов… похоже, что насовсем…

И сонное имение ожило, будто по мановению волшебной палочки. Козу с палисадника выгнали и кур отнесли на птичий двор, где им самое место, коня господского на конюшню поставили, и конюх долго восхищался тем, до чего жеребец хорош. Мол, чистых аглицких кровей, выездки великолепной, да и глядеть на него – одно удовольствие.