Прокаженные - [23]

Человек лежал с закрытыми глазами и не видел Басова. Он, может быть, спал.

Тогда Басов осторожно толкнул его в плечо:

- Эй, а ну-ка, смотри сюда, — сказал он. Человек лениво открыл глаза и взглянул на Басова. — Ты откуда будешь? — спросил Басов.

— Я-то?

- Ну а кто же?

- А тебе зачем?

- Был ты семь лет назад в Правобережном?

- В Правобережном?

Человек задумался. Потом снова закрыл глаза и словно сквозь сон произнес:

- Чего здесь разговоры разговаривать, нашел тоже, о чем в бане расспрашивать.

Басов поднялся и, не обращая внимания на Кургузкина, хлопотавшего около него с ушатом воды, пошел в раздевальню. За ним, как всегда неотступно, следовал Кургузкин. Когда они уселись, Басов сказал ему:

- Я его признал… человека того… он там рядом лежал. Ты его высматривай…

Вскоре человек, интересовавший Басова, появился в раздевальне, и тогда Басов, неодетый, испускающий пар, медленно подошел к нему и заглянул в лицо.

- Ты мне скажи, — спросил он его снова, — был ли ты семь лет назад в Правобережном или не был?..

Человек вытирал ноги, он поднял глаза, и нечто похожее на недоумение и любопытство отразилось на его лице.

- Лицо твое мне что-то знакомо, — сказал он.

- Ну как же, ежели глаза мои не обманывают, ты у меня тогда целое лето работал кучером. Работал?

Человек пристально всмотрелся в Басова.

- Верно, работал, — сказал он не то радостно, не то смущенно, — значит, старый хозяин… Как, бишь, звали-то тебя — совсем забыл… Вот где опять встретились.

Он сделал было движение подать Басову руку, но тот вдруг придвинулся к нему почти вплотную и громко, торжественно спросил:

- У тебя она и тогда была?

В его тоне дрожала угроза, и человек почувствовал значение этого тона.

Он попятился назад, потом опустился на скамью и молча начал одеваться. Басов продолжал всматриваться в него. Он ждал ответа. Наконец человек вскинул на него глаза:

- Да ты, голубчик, в своем ли уме? И чего тебе вздумалось допытываться от меня всего этого?

- Ты скажи мне: была она у тебя в то время или не была? — повторил свой вопрос Басов.

Тогда человек отодвинулся от него.

- И чего ты ко мне липнешь?! — крикнул он нетерпеливо, загораживаясь штанами. — Чего ты привязался ко мне? Да мне, брат, все равно — была она у меня в то время или не была… Мне, брат, нечего с тобой разговаривать.

Этот ответ словно ударил Басова по лицу. Он схватил человека за шиворот рубахи и тряхнул:

- Нет, ты мне скажи, ты не увертывайся, — загудел он, — я спрашиваю тебя еще раз: был ли ты болен тогда или нет?

Находившиеся в бане окружили Басова. Кто-то сказал:

- Чего ты добиваешься от него? Он седьмой год живет здесь — Коваленко-то, а ежели так, то значит — и тогда был болен, ясно. Сколько лет ты в лепрозории, Коваленко?

- Скоро семь. Басов отошел от него.

- Мне это и надо знать, — сказал он угрюмо и, тяжело усевшись на скамью, принялся копаться в белье. Он волновался. Кургузкин замечал, как надевал он грязную рубаху, потом снимал ее и надевал чистую. Кургузкин видел, как тряслись его губы, и ему захотелось вмешаться:

- Нельзя вам так беспокоиться, Сидор Захарыч, оставьте его.

Но Басов не слушал его разговоров.

- Значит, это ты облагодетельствовал меня? — снова зловеще спросил он.

— Теперь я вспомнил, как ты возил мне из города продукты, резал барана, харчился на моей кухне.

- Откуда ты знаешь, — возразил Коваленко, — что это — я тебя? А может ты меня?

- А может быть, — не ты его и не он тебя, а судьба, — послышался чей-то спокойный голос.

- Не я его и не судьба, а он меня, — сурово возразил Басов.

- Э… э… да что там говорить, — продолжал тот же голос, — ты — его, он — тебя, разве кто виноват во всем этом?

- Виноват, — оборвал Басов, — виноват потому, что подл был, не сказал о своей болезни, надо было сказать, я бы знал. За такую подлость убивать надо.

В раздевальне стало тихо.

- А ежели я не знал? — заговорил вдруг Коваленко. — Ежели мне самому была неизвестна боль моя?

И опять голос неизвестного человека произнес:

- Судьба.

- Не судьба, а темнота человеческая, — возразил ему кто-то.

Но Басов, очевидно, не слышал этих замечаний. Он поднялся и, обращаясь в сторону, где одевался Коваленко, произнес:

- Казнить таких надо.

- Ого! — послышался чей-то новый голос.

- Публично казнить, пусть все смотрят, — настаивал на своем Басов.

- За что? — спросил кто-то.

- Пусть люди имеют понятие, — продолжал он.

- Пока они темные, не будет понятия, — снова возразил человек, спросивший — "за что?".

Басов оделся и вышел. Вслед за ним поплелся Кургузкин.

В тот день Сидор Захарыч был мрачный. Он ни с кем не разговаривал и ничего не ел. На следующее утро он вынул из корзины новый костюм, долго и тщательно одевался, так же тщательно расчесывал свои волосы и, ничего не сказав Кургузкину, отправился на здоровый двор, к доктору Туркееву.

Он долго ждал его у дверей амбулатории и, дождавшись, подошел к нему.

- Что ж, вы, батенька мой… совсем молодцом, — сказал Туркеев, — только бросьте вы свои мази.

- Як вам по делу пришел, — сказал Басов.

- На побывку хотите? Что ж, вот посмотрим еще недельки две, тогда можно и поехать, — И не о побывке я хочу спросить вас.

- В город, что ли, хотите?