Прокаженные - [19]

Арлюк повеселел и улыбнулся.

- Нет, доктор, больше уж не ждите меня здесь… Здесь я не жилец. А вам спасибо за все, помнить буду…

Когда Арлюка выписывали, доктор Туркеев позвал его к себе в кабинет и взял с него расписку, которая обязывала выздоровевшего, по прибытии к месту назначения или жительства, каждые три месяца являться к ближайшему врачу на освидетельствование.

- Для чего эта расписка? — спросил Арлюк.

- Закон требует… Надо, нельзя иначе, — объяснил Туркеев.

Арлюк распрощался со всеми и уехал. При прощании с Туркеевым он долго и испытующе глядел ему в глаза, потом вздохнул и махнул рукой:

- Эх, доктор, трудно понять, о чем вы думаете!

8. Двое новых

В доме номер восемь остался только один обитатель — Петя. Впрочем, с Петей жил Дружок. Кравцов сбежал. Арлюк уехал. Кого поселят теперь в эту комнату? Может быть, никого?

Жить с Арлюком было невесело, даже — тяжко. Но все-таки Пете было с кем перемолвиться словом в минуты тоски и одиночества. Теперь же он остался один с Дружком, окруженный четырьмя стенами, голыми и молчаливыми, как степь, простиравшаяся за ними.

Иногда по ночам ему становилось жутко, и хотя Петя знал, что его никто не тронет, что к нему никто не придет, — тем не менее ему делалось жутко именно от своего одиночества. Отъезд Арлюка освободил его от какой-то тесноты. Это дало свободу, которой он раньше никогда не ощущал. Теперь он садился писать дневник и писал его иногда целыми ночами, записывая свои впечатления о лепрозории, отдельных прокаженных, свои желания, большинство которых, он знал, никогда не осуществятся.

Так жил он несколько недель, один с Дружком, никем не тревожимый и не стесняемый.

Однажды, поздно ночью, лежавший под койкой Дружок проснулся и заворчал.

За дверями послышался шорох. Кто-то, по-видимому, искал в темноте дверь.

Петя закрыл дневник.

- Кто там? — спросил он, обернувшись к двери. Ответа не последовало.

- Кто там? — подойдя к двери, повторил свой вопрос Петя.

Снаружи кто-то кашлянул, будто не решаясь подать голос.

Петя открыл дверь. Из темных сенец на него глянуло худое лицо, обросшее жидкой бородкой. Лицо улыбнулось. Через порог шагнул маленький человечек в пыльных сапогах, в старой, рваной поддевке, в шапке, из-под которой выбивались длинные, давно не стриженные волосы. За плечами у человека висел мешок. В руках — палка. Он вошел в комнату несмело, осторожно, будто ожидал, что каждую минуту его могут отсюда прогнать. Петя взглянул на человека, и он показался ему почему-то похожим на Дружка, — Здрасьте, — сказал человек, снимая шапку и разглаживая волосы с таким видом, будто еще не знал, позволят ли ему здесь остаться.

- Что ж вы стоите, садитесь, — сказал Петя. Человек снял мешок, поставил палку в угол и сел на скамью с такой осторожностью, будто боялся, как бы она не развалилась от его прикосновения.

- Вы больной? — спросил Петя, осматривая человека.

- Как вам сказать… можно сказать — больной… Прокаженный я.

- Значит, вы лечиться приехали?

- Как вам сказать… на жительство пришел… Мне то лечения, может, и не надо, а вот только бы жить.

- Кто вас сюда послал?

- Да я сам.

- Вы сами пришли в эту комнату?

- Доктор послал меня…

- Туркеев?

- Полный такой, бритый, я у него на том дворе был.

- Пыхачев. Это — не доктор, а завхоз лепрозория.

- Мне-то все равно, лишь бы начальство.

- Ну что ж, поселяйтесь. Эта вот койка — ваша. Тут жил до вас прокаженный, который выздоровел. Недавно уехал отсюда.

- Выздоровел? — удивился человек.

- Да.

- А часто тут выздоравливают, прокаженные-то?

- Очень редко.

- А вы тоже прокаженный, молодой человек?

- Тоже.

- И у меня вот проказа… Ну, да я про себя ничего не говорю, нас тут двое будет… так я из-за того, другого, а не из-за себя. — Он помолчал и потом добавил:

- Поздно уже… Отсюда до нашего села двадцать пять верст, а прошел я их скрозь пешком — поэтому и запоздал так… а фамилия моя, молодой человек, Кургузкин. Так и называйте меня — Кургузкин.

Утром Кургузкин поднялся рано, когда Петя и Дружок еще спали. Он расчесал волосы, поправил одежду и принялся осматривать комнату. Кургузкин нашел ведро, чайник, сковороду, примус. Он взял ведро и пошел разыскивать колодезь. Возвратясь с водой, он вымыл оставшуюся на столе со вчерашнего дня посуду, подмел комнату и, не зная, что ему делать дальше, сел па скамью.

- Я бы сам, — сказал Петя, проснувшись и заметив наведенный в комнате порядок.

- Это ничего, молодой человек, — как будто поняв его, сказал Кургузкин, — проснулся я нынче рано, и делать мне нечего, а вам спать — в охотку. А ежели вы беспокоитесь насчет чего, так не надо, — скажите только, я и сделаю.

С этого дня в доме номер восемь на одного человека стало больше. Если Петя никогда не питал никаких симпатий к Арлюку, то в Кургузкине он нашел существо, с первой же встречи ставшее для него чем-то вроде не то матери, не то няньки. Встречаются иногда люди, которые не могут жить без заботы о ком-нибудь другом. Если отнять у таких людей возможность добровольных хлопот и забот, это стремление нянчить кого-нибудь, — то жизнь покажется им пустой и скучной. К таким людям принадлежал и Кургузкин.