Произвол - [38]

Адель разлил чай и, подавая стакан сторожу, сказал:

— Пейте, пожалуйста. Как поживает ваша жена, как дети?

— Слава аллаху, — ответил сторож. — Вот только жена болеет. У нее что-то с ногами. Врачи говорят, что ее может разбить паралич. А как лечить — не знают. К кому я ни обращался, никто не смог помочь. Шейх написал талисман, тоже не помогло. Он говорит, что в ногу моей жены вошел дьявол, а выгнать его очень трудно. Один бедуин посоветовал лечить ее огнем. Когда я позвал бедуинку и та положила на ногу жене раскаленный металл, жена так стала кричать, что я не выдержал и убежал из дому.

— Надейся на аллаха, — сказал Адель. — А кто ведет у тебя хозяйство?

— Мне помогает младшая дочь, ей пятнадцать лет, — ответил сторож, допил чай и восторженно промолвил: — Какая прекрасная ночь! Тихая. Я люблю ночь, потому что темно. А во мраке все тайны скрыты. Говорят, что и грех совершать лучше всего ночью.

— Ты прав, — произнес учитель. — Лишь ночь может дать беднякам отдых.

— Я сам бедняк, — сказал сторож. — Даже поседел от страданий. Пусть твой дядя расскажет тебе об этом.

Но Мустафа уже крепко спал. Адель похлопал его по плечу:

— Вставай, дядя, иди в дом спать. Завтра тебе вставать с зарей.

Мустафа поднялся и, пожелав всем спокойной ночи, пошел в дом. А Адель со сторожем тихо продолжали задушевную беседу.

— О аллах, смилуйся над людьми, — просил сторож. — Я видел так много горя, что не забыть до конца жизни. Везде произвол. Пятнадцать лет назад я работал грузчиком на станции Ум-Ражим. Самым сильным из нас был аль-Масри. Не знаю, откуда у него такое странное имя.

— Вероятно, он из Египта, — ответил Адель. — Так же как и семья Альджазаири, которая приехала сюда из Алжира.

— А я и не знал, — удивился сторож. — Так вот, этот аль-Масри, здоровый и молодой, работал, как верблюд. Однажды он вызвался на спор отнести четыре мешка, а на мешки посадить одного из нас. Аль-Масри выиграл спор, и мы купили ему целый противень восточных сладостей. Когда он нес эти мешки, его увидела жена начальника станции и стала потом с ним заигрывать. Как он ни отказывался, зазвала однажды его к себе. Об этом пронюхал бек, ее любовник. Мы пытались перевести парня на работу в другое место, убрать его с глаз, но не успели. Приехала машина бека. Из нее вышли трое с винтовками. В черных галябиях, с патронташами у пояса. Один из них направил на нас винтовку и приказал не шевелиться, не то убьет на месте. Аль-Масри в это время выгружал из вагона мешки с пшеницей. Подбежал к нему самый высокий из приехавших и, ни слова не говоря, стал бить прикладом по голове. Парень попытался сопротивляться, но не тут-то было, его снова ударили прикладом. И аль-Масри упал. Нас было мало, да и чем могли мы помочь? На винтовку с палкой не полезешь. Мой товарищ закричал, но его так стукнули, что он потерял сознание. Я рухнул на землю, когда дуло винтовки уперлось мне в грудь, а очнулся оттого, что шейх брызнул мне водой в лицо. Молодчики продолжали истязать бедного аль-Масри. Били его нещадно. «Собака! Ты, грузчик, смеешь любить мадам? Получай же за это…» Аль-Масри звал на помощь, сначала громко, потом все тише и тише, и, наконец, совсем умолк. Тут приходит бек и говорит нам: «Вы оставили вагон на путях без тормозов, и по вашей вине задавило парня. Как так можно? Подлые собаки! Вы будете за это строго наказаны». Через некоторое время на машине бека приезжает деревенский шейх, подходит к беку и с поклоном спрашивает: «Что прикажете, господин?» Бек ответил, что произошел несчастный случай. Вагон, покатившись, задавил грузчика. И показал на тело бедного аль-Масри. «Сила только в аллахе. Случилось то, что должно было случиться. Пусть аллах помилует его душу», — говорил шейх всегда в таких случаях. Бек приказал отвезти тело убитого его родителям и передать им деньги, а также барана. Затем он вместе с командиром французской охраны поднялся на второй этаж к начальнику станции, приказав управляющему зарезать двух баранов и приготовить их для французов на помин души погибшего грузчика. Когда аль-Масри привезли в деревню, шейх сказал, что парня задавил вагон, и прибывшая на место происшествия французская полиция это подтвердила. А в протоколе было написано, что аль-Масри погиб из-за собственной неосторожности и халатного отношения к своим обязанностям. С того дня я и стал болеть, на какое-то время даже ноги отнялись. Клянусь аллахом, я не забуду тебя, Хасан аль-Масри, до самой смерти. Сейчас на той станции работает мой зять Ха-лед. Я неоднократно предупреждал его, чтобы он соблюдал осторожность.

— Мужайся, Абу-Кадру. Недолго нам осталось терпеть этот произвол, — ободрил его учитель.

— Их поддерживают французы. Что же мы можем сделать?

— Прежде всего надо заставить французов уйти отсюда. А там будет видно, — ответил Адель и предложил Абу-Кадру еще чаю.

— Спасибо, сынок. Уже светает. Надо идти молиться. Передай привет дяде.

— Всего хорошего, Абу-Кадру. Заходи почаще. Всегда будем рады тебя видеть.

В это время в деревне Ум-Ражим в доме Сабри-бека веселье было в самом разгаре. Разъехались гости уже на рассвете, совершенно опьянев. Прощаясь с Мамун-беком, советник из Алеппо еще раз напомнил об их завтрашней встрече и сел за руль. Вместе с ним поехали начальник станции и его жена. По дороге советник и Марьяна продолжили прерванный разговор.