Производство пространства - [173]

Философия как таковая не способна преодолеть эти разрывы и границы, ибо они заложены в философском подходе как таковом: спекулятивном, созерцательном, систематизирующем, отвлеченном от социальной практики и активной политической критики. Метафилософия не развивает метафоры философии. Напротив – она их разоблачает. Когда предметом размышления становятся время и пространство, философ, «попавший в сети языка», остается позади, а не внутри него.

Критика философии как идеологии сопряжена с некоторыми трудностями: понятие истины и истину понятия, которые вследствие упадка и разложения философских систем также разрушаются, следует сохранить. Здесь эта задача не доведена до конца; продолжением нашего труда станет, в частности, сопоставление наиболее мощного «синтеза», осуществленного Гегелем, и его радикальной критики, предпринятой Марксом, исходя из социальной практики, Ницше – исходя из искусства (музыки, поэзии, театра), и ими обоими – исходя из (материального) тела.

Преградой, на которую натолкнулась философия, является проблема «субъекта» и «объекта» и их отношений.

Понятие «субъекта», наделенное на Западе исключительным преимуществом – Cogito, мыслящее Я (эмпирическое или трансцендентальное), – распадается, причем и на практике, и в теории. Тем не менее проблема «субъекта», поставленная философией, сохраняет основополагающее значение. Но какого «субъекта»? Равным образом отношения с «объектом» требуют некоей истины. Но с каким «объектом»? Объект, как и субъект, может нести идеологическую нагрузку (в виде знаков и значений). Помыслив субъект без объекта, чистое мыслящее «я» (res cogitans), и объект без субъекта (тело-машину, res extensa), философия раз и навсегда разбила то, что стремилась определить. Западный Логос после Декарта тщетно пытался склеить осколки и смонтировать из них цельную композицию. Единство субъекта и объекта в «человеке» или в «сознании» пополнило и без того длинный список сущностей еще одной философской фикцией. Гегель был близок к успеху, однако после него вновь обозначился разрыв между осмыслением и переживанием – рубеж Логоса, предел философии как таковой. Теория произвольности знака, в свое время претендовавшая на безупречную научность, на квинтэссенцию чистого знания, лишь усилила этот раскол (между выражением и значением, между означающими и означаемыми, между ментальным и реальным и т. д.).

Западная философия предала тело; она внесла огромный вклад в великий процесс метафоризации, ведущий к отказу от тела; она отреклась от него. Живое тело, будучи одновременно «субъектом» и «объектом», не терпит разделения понятий, и философские понятия принадлежат к числу «знаков бестелесного». В царстве Логоса, в истинном пространстве ментальное и социальное разделились – подобно переживанию и осмыслению, субъекту и объекту. Попытки свести внешнее к внутреннему, социальное к ментальному при помощи изощренной топологии существовали всегда. И каждый раз кончались неудачей! В царстве визуального спациальность абстрактная и спациальность практическая глядели друг на друга издалека. Зато знание и власть заключили прочный, узаконенный союз в рамках государственного интереса, возведенного гегелевской философией в высший ранг. Субъективное желание и объективные репрезентации с почтением отнеслись к этому союзу и не затронули Логоса…

Сегодня тело прочно занимает место основания, фундамента – по ту сторону философии, дискурса и теории дискурса. Теоретическая мысль выводит рефлексию о субъекте и объекте за рамки прежних понятий, обращается к телу и пространству, к телу в пространстве, к телу как генератору (производителю) пространства. Она лежит по ту сторону дискурса – иными словами, учитывает в педагогике тела обширную область не-знания, заключенного в поэзии, музыке, танце, театре. Обширная сфера не-знания несет в себе вероятность познания. Опять-таки – по ту сторону философии, средоточия подмен и разграничений, носительницы метафизики и анафоризации. Смысл этого преодоления философии – в отказе от анафоризации, процесса, с помощью которого философ превращает тело в абстракции, в знаки бестелесности. Что такое метафилософия? Это сохранение философских понятий во всем их объеме, но со смещением целей: прежние «объекты» заменяются новыми. Это отказ от западной метафизики, от той линии мысли, которая ведет от Декарта к Гегелю, а от него к современности и вписывается в общество, сообразное государственному интересу, а также в определенное понимание и реальность пространства.

Стражами Царя-Логоса выступают Глаз (глаз Бога, глаз Отца, глаз Господина и Покровителя), воплощающий примат Визуальности, изображений и графики, а также Фаллическое начало (атрибут воина, героя), заложенное в абстрактном пространстве в качестве его главного свойства.

Статус времени применительно к такому пространству остается неопределенным и неясным. Временная протяженность присвоена религией и философией; тем самым время объявлено ментальной реальностью. При этом пространственная практика – практика подавляющего, репрессивного пространства – стремилась ограничить время временем производительного труда и в придачу отменить жизненные ритмы, определяя их через рационализированные, локализованные рабочие жесты (жесты разделенного труда).