Производственный роман - [37]

Шрифт
Интервал

(танго)
Лучше нету того цвету,
Когда яблоня цветет,
Лучше нету той минуты,
Когда милая придет.
Как увижу, как услышу,
Все во мне заговорит,
Вся душа моя пылает,
Вся душа моя горит.
Я уже многого достиг>45 в жизни, И лишь
тогда мне удалось достичь счастья.
Вся душа моя пылает,
Вся душа моя горит.

Рука в руке. В высоте медленно, едва заметно, проплывают редкие белые барашки облаков, сверкают чистотой, как комочки ваты, слегка прикрывая солнце. В дрожащем редком тумане блестят, извиваясь, проспект Ваци и проспект Лехела. На небольшой лужайке перед храмом волнуется море одуванчиков. Легкий ветерок доносит медовый аромат трав. Холмы и низины лежат, как бы погрузившись в сон. Западный вокзал вдали надевает серовато-белую шапку паровозного дыма. Широкую проезжую часть кружевным поясом окаймляет мост Элмункаш.

Внезапно к Имре приходит чувство любви, он рад здесь всему: близости Янки, траве, площади, стертым полоскам перехода, грязным спускам в туалет, выцветшим пожарным, поражению под Мохачем, битве при Капольне, одиноким телефонным будкам, суровым маневрам и белым барашкам-облакам на горизонте>46.

Янка деликатно возвращает парня с небес на землю. Для них есть дело, поэтому она и пришла. Парень считает, что здесь, наверху, он свое дело сделал, его роль возбудителя процесса завершена. Они, тяжело дыша, мчатся, минуя железную дверь, по достопамятным ступенькам. В коридоре сталкиваются с тетей Шари>47. Она сверкает жуткими хлопчато-бумажными чулками. Спешу, сынок. Надо корову подоить, а потом на поезд. Кислую капусту, как обещала, принесу, как увольняться буду. Банку можете оставить себе. Уходите, значит, тетя Шари?>48 Да>49. На триста больше буду получать и работать только в утро. И поликлиника все-таки чистое место. А, так вы туда уходите? Туда. Женщина просит парня повесить потом ключи на вахту и сует ему в руку связку. Алюминиевые бирки покрыты отвратительным жиром. Есть там ключ и от 906-й, и от 609-й. Из кожи вон вылезет, говорит Томчани девушке в шутку. Пошли!

И вот они, тяжело дыша, хватая ртом воздух, стоят перед отступающей бумагой. Наблюдают за отливом. Кто-то говорит, что уровню бумаги нужно упасть на двенадцать сантиметров, и можно будет тогда войти. Имре шепчет Янке: мне достаточно и пяти сантиметров… (Но девушке, хватит ли ей?) Томчани жизнерадостно смеется: он молодой, сильный. Янка не смеется. Она, тихо улыбаясь, смотрит на Имре. Я никогда тебя не забуду, шепчет она. И я. Мы оба…

Томчани стремительно входит в бумагу. Иди, говорит он, оборачиваясь к девушке, позаботься о жене Бекеши. Ты нужна ей. Янка бежит в Берел, мечтательно прижав руки к груди. Перед тем как открыть дверь, она придает лицу спокойное выражение. Она еще и улыбаться может! Там лежит роженица, копирка служит ей подушкой, калька — одеялом, RADEX — лакомством, она тоже еще может улыбаться и просто отвечает на улыбку. Янка подскакивает к незнакомой страдающей товарищу женщине, убирает с ее лица спутанные волосы и произносит те слова, которые давно готовы были сорваться с языка: солнышко мое… (Это слово с давних пор предназначалось Имре.) Жена Бекеши все еще пытается улыбаться. Янка — гладит ее. Солнышко мое… Пару минут еще… всего пару минут…

Но и другим осталось жить всего пару минут. Томчани с большой скоростью приближается. Получится? Должно получиться!!? Молча вперед. В этот момент он замечает что-то, какую-то странную темную массу. Да ведь это учетные ведомости! Полундра! Он тянет, тащит эти учетные ведомости, те, что с краю, поддаются легко, те, что поглубже, с трудом. С помощью длинного шеста зацепляет скрепки. Три или четыре остаются лежать там в беспорядке. Туда палка не достает. Что делать? Подобраться поближе. Томчани подбирается. И вот он уже среди множества учетных ведомостей, чисел, слов, диаграмм, формул, относящихся до людей, машин — нас. Он тянется. Но расстояние вытянутой руки, вытянутой человеческой руки, невелико. Скрепка — далеко. Томчани, приподнявшись на цыпочки, на роковой шаг удлиняет короткую руку>50. Достав до самой верхней папки, обрушивает все.


Товарищ Байттрок отворачивается от товарища Пека и подходит к товарищу Хорвату. Товарищ Хорват неторопливо берет в руки миниатюрное издание П. Дж. Проби. Рассматривает нацарапанные там числа. 240… 240… Да ведь это учетные ведомости, хлопает он себя по лбу. В главном штреке! Грегори Пек дрожит как осиновый лист. Байттрок двумя пальцами, как бы прихватывая кофейную чашку за ручку, вцепляется Грегори Пеку в рубашку у горла. Ах ты, выродок, недоносок! Товарищ Ивановпетровсидоров одобряет происходящее. Вы уж меня извините, но он — предатель>51, и это еще мягко сказано! И все-таки он спрашивает начальника отдела поверх рубашки, которую только что хватали: Индийская? Где купил?

Однако Хорват не дает ответственности пойти по другому руслу. Он смотрит на часы, обиженно качает головой, и постепенно это передается другим, покачивание. Он поднимает руку, из руки струится свет, тьма отступает перед светом. Такое освещение хорошо, поскольку:

— достаточно ярко,

— световой поток распределяется в пространстве соответствующим образом (хорошо направленный свет, благоприятное воздействие света),


Еще от автора Петер Эстерхази
Harmonia cælestis

Книга Петера Эстерхази (р. 1950) «Harmonia cælestis» («Небесная гармония») для многих читателей стала настоящим сюрпризом. «712 страниц концентрированного наслаждения», «чудо невозможного» — такие оценки звучали в венгерской прессе. Эта книга — прежде всего об отце. Но если в первой ее части, где «отец» выступает как собирательный образ, господствует надысторический взгляд, «небесный» регистр, то во второй — земная конкретика. Взятые вместе, обе части романа — мистерия семьи, познавшей на протяжении веков рай и ад, высокие устремления и несчастья, обрушившиеся на одну из самых знаменитых венгерских фамилий.


Поцелуй

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Посвящение

В книгу вошли пять повестей наиболее значительных представителей новой венгерской прозы — поколения, сделавшего своим творческим кредо предельную откровенность в разговоре о самых острых проблемах современности и истории, нравственности и любви.В повестях «Библия» П. Надаша и «Фанчико и Пинта» П. Эстерхази сквозь призму детского восприятия раскрывается правда о периоде культа личности в Венгрии. В произведениях Й. Балажа («Захоронь») и С. Эрдёга («Упокоение Лазара») речь идет о людях «обыденной» судьбы, которые, сталкиваясь с несправедливостью, встают на защиту человеческого достоинства.


Исправленное издание. Приложение к роману «Harmonia cælestis»

В начале 2008 года в издательстве «Новое литературное обозрение» вышло выдающееся произведение современной венгерской литературы — объемная «семейная сага» Петера Эстерхази «Harmonia cælestis» («Небесная гармония»). «Исправленное издание» — своеобразное продолжение этой книги, написанное после того, как автору довелось ознакомиться с документами из архива бывших органов венгерской госбезопасности, касающимися его отца. Документальное повествование, каким является «Исправленное издание», вызвало у читателей потрясение, стало не только литературной сенсацией, но и общественно значимым событием. Фрагменты романа опубликованы в журнале «Иностранная литература», 2003, № 11.


Рекомендуем почитать
Желание исчезнуть

 Если в двух словах, то «желание исчезнуть» — это то, как я понимаю войну.


Бунтарка

С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.


Записки учительницы

Эта книга о жизни, о том, с чем мы сталкиваемся каждый день. Лаконичные рассказы о радостях и печалях, встречах и расставаниях, любви и ненависти, дружбе и предательстве, вере и неверии, безрассудстве и расчетливости, жизни и смерти. Каждый рассказ заставит читателя задуматься и сделать вывод. Рассказы не имеют ограничения по возрасту.


Шиза. История одной клички

«Шиза. История одной клички» — дебют в качестве прозаика поэта Юлии Нифонтовой. Героиня повести — студентка художественного училища Янка обнаруживает в себе грозный мистический дар. Это знание, отягощённое неразделённой любовью, выбрасывает её за грань реальности. Янка переживает разнообразные жизненные перипетии и оказывается перед проблемой нравственного выбора.


Огоньки светлячков

Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.


Тукай – короли!

Рассказ. Случай из моей жизни. Всё происходило в городе Казани, тогда ТАССР, в середине 80-х. Сейчас Республика Татарстан. Некоторые имена и клички изменены. Место действия и год, тоже. Остальное написанное, к моему глубокому сожалению, истинная правда.