Производные счастья - [12]

— Это невозможно! — простонала Нара, сползая по стене на пол. — Этого просто не может быть!

Только что профессор Северинцев едва ли не открытым текстом заявил о своих намерениях затащить её в постель.

— Это ужас! Нет, это самый ужасный ужас! Просто кошмар! И что самое смешное — я совершенно не против!

Глава 4

Оставшееся до сна время они убирались в кухне. Машка как электровеник носилась от стола к мойке, подавая Наре посуду, на все лады расхваливая Северинцева.

— Маш, ты знаешь его каких-то три часа, с чего ты взяла, что он такой уж хороший?

Не хватало ещё, чтобы эта малолетняя дурёха влюбилась во взрослого мужчину.

— Он хороший! — убежденно сказала Маня, и Нара поняла, что девочка воспринимала профессора лишь с точки зрения недолюбленного взрослыми ребёнка, и её бесконечные «дядя Саша» недвусмысленно говорили о том, как ей не хватает именно отцовской заботы и ласки. — У него такие красивые руки, ты заметила, — Маша ловко подхватила очередную поданную тарелку.

— Если бы не твоя дурацкая привычка вечно грызть ногти, твои были бы ничуть не хуже, — возразила Нара, глазами показав на тоненькие девичьи пальчики с обкусанными ногтями.

— Да, — вздохнула Маша, рассматривая свои руки, — ну что же делать, если я когда злюсь или нервничаю, всегда их грызу.

— Погоди, вот будешь у нас работать… Юлия Сергеевна — старшая детского отделения, вмиг тебя от неё отучит.

— Как ты думаешь, дядя Саша снова придёт?

— Мань, откуда я знаю?!

— Думаю придёт, раз обещал.

— Слушай, Маша, я тебя умоляю, смени пластинку, ради Бога! Я про Северинцева уже просто слышать не могу. И вообще, пошли спать, завтра вставать рано.

— Ты плохо на него реагируешь. А это неправильно. Он классный! — снова упрямо повторила девушка.

— Ладно, ладно уговорила — классный, только умолкни, — сдалась Нара, подумав про себя, что распрекрасный профессор вообще-то сноб и самовлюблённый индюк, считающий, что весь мир должен прогнуться под его персону. Пусть очень симпатичный, но всё равно сноб.

Машка уже давно спала на пару с котёнком, пристроившимся у неё на груди, а Нара всё крутилась в кровати и никак не могла заснуть.

Большую половину работников кардиоцентра составляли женщины, посему слухи и сплетни процветали в нём пышным цветом, как и в любом бабьем царстве. Как говорится «на первом этаже чихнёшь, на пятом — будь здорова скажут», поэтому стоило хоть кому-то из персонала закрутить роман, на следующий же день об этом становилось известно и откуда что бралось, оставалось тайной за семью печатями. Но, ни разу за всё время работы в центре, Нара не слышала, чтобы хоть что-то сказали о Северинцеве. Никогда!

Не считать же розу, подаренную им покойной Полине, в преддверии праздника восьмое марта за проявление внимания. Это была простая обязаловка, навязанная ему кем-то из коллег-мужчин. Северинцев был холодным как айсберг, никогда не покупался на кокетливые женские взгляды и если бы не Наташка Волкова, супруга трансфузиолога Владимира Петровича, все бы уже давно решили, что профессор гей. И вдруг такой интерес к её скромной персоне!

Нара судорожно вздохнула.

Прожив на свете тридцать два года, она неплохо научилась разбираться в людях вообще и мужчинах в частности, поэтому была уверена, что недвусмысленные намёки профессора поняла правильно. Правда, оставалась вероятность, что это просто подсознание сыграло с ней злую шутку, выдав желаемое за действительность. Ведь положа руку на сердце, Машка была права, высказав тогда, что он ей нравится.

Когда на часах было уже три часа ночи, Нара всё же решила последовать народной мудрости, в которой утро вечера мудренее и заснуть, наконец. Что там будет дальше, время покажет, хотя она совершенно точно не собиралась падать в профессорские объятия, после первого откровенного намёка, как бы ей этого не хотелось. Тем более, что исключать вариант, что ей просто показалось тоже нельзя.

Однако на следующий день Северинцев даже головы не повернул в её сторону, когда они с анестезисткой шли по коридору в сторону детского блока.

В бригаде, работающей с детским кардиохирургом Лисовицким, Нара кроме анестезиологической медсестры Саши больше никого не знала. Так, видела несколько раз в переходах центра, вежливо здоровалась и проходила мимо, поэтому чувствовала себя сейчас неуютно. Ей не хватало жизнерадостного анестезиолога Вити, вечно весело напевающего что-то и анестезистки Ларочки. Даже не всегда неуместные шутки Василича были бы сейчас кстати — здесь не было такого чувства локтя как в бригаде Северинцева. Вместо них был хмурый Лисовицкий и анестезиолог Нина Аркадьевна- тихая и незаметная женщина, которую никто бы вообще всерьез не воспринимал, если бы не её профессионализм.

Северинцев появился в оперзале, когда синюшное тельце младенца уже было обложено стерильными салфетками, операционное поле обработано бетадином, а Лисовицкий взял в руки ретрактор.

Он молча ждал, пока Саша завяжет ему халат. Лицо закрывала маска, а в тёмно-карих глазах, обращённых казалось внутрь себя, были холодная сосредоточенность, спокойствие и предельная концентрация. Сейчас это был совершенно другой человек, а вчерашний визит казался просто необычным сном.