Произведения - [59]
Представил всё это Игнатьич и почуял вдруг, что повеяло в душе чем-то давним, вроде уж угасшим в памяти. И на это едва приметное дуновение радостно отозвались и сердце, и память, и тело. Он затаил дыхание, сдержал нетерпеливую дрожь, боясь спугнуть пробуждающееся чувство. А оно уже хлынула и полнило, полнило душу! Игнатьич понял: да это же — то самое, что тщетно призывал он вчера да так и не дождался. Радость, сбережённая ещё с детства где-то в самом потаённом уголке его души, пробуждалась, вставала, расправляла смятые от долгого хранения крылья. Он вслушивался, всматривался в неё. Она была той же самой. То есть — почти той же самой. Всё же чего-то ей не доставало. Всего лишь чуть-чуть. Всего только — малой малости. Однако — не доставало.
Заплот
Заплот был вечно. Как только расплодились по земле люди, явилась и нужда в нём. Чтобы сдерживать их природную необузданность и непослушание. Оборонять от них исконный порядок в мире, ограждать их друг от друга, а подчас — и от самих себя.
Бессменно исполняет заплот эту тяжкую задачу, стoя в центре земли ветхозаветным доледниковым динозавром. Летящие мимо столетия взвихривали время, рвали в клочья, осыпая ничтожным прахом к подножию заплота. С возрастом тот потихоньку врастал в землю, седел. Но — не дряхлел. Возраст шёл ему на пользу. С годами скелет его — лиственница, пропитанная дождями, исхлёстанная ветрами, пропечённая солнцем, — лишь дубела, каменела. За столетия три ряда мощных стволов в его теле напрочь спрессовались, сплавились в монолит, образовав незыблемую, несокрушимую преграду.
Крепость заплота испытывают непрестанно. Поначалу напирали снаружи, уповая на свою несметность и сокрушительность доспехов. Налетали чёрной саранчой, наваливались яростной силищей. Ломали о заплот железо, расплющивали лбы — и пятились, проклиная.
Однако давно уже никакая наружная сила не тревожит. Теперь, если и тщатся его штурмовать, так только изнутри. Случается, очередной безумец, выщупывая ничтожные зазубринки, обдирая в кровь руки о закаменелую, отполированную временем стену, пыжится одолеть заплот. Тот всякий раз стряхивает безрассудного на землю. Упреждающе-назидательно. Но — не зло. Явно же — это новичок. Не уразумел ещё, что заплот никогда и ни за что не осилить.
Этот вот, новоявленный, сразу видать, из таких, из ершистых. Ишь, гордыня-то так и распирает его, так и брызжет из глаз. Колючий весь, ощетинился — не тронь, не подступись. Ничего, не первый такой. Колючки-то скоренько пооблетят. Здесь, за заплотом, климат такой — всех делает гладенькими да мягонькими.
* * *
Алчно лязгнули за спиной прожорливые ворота. Утробно проурчали неоспоримые затворы. Победно гикнула вслед услужливая сигнализация. И — заглохло. Ну вот и всё. Одолел-таки ненасытный монстр, не подавился, проклятый. Напрочь теперь переварит. А коль и выплюнет после ненароком, так это уж будет только труха.
А что же ещё-то ожидать через двадцать лет?
Двадцать… Чёрт, слово-то какое несуразное! Неотёсанное, во рту не вмещается, острыми краями глотку рвёт, свинцовой кувалдой по темечку: двад-цать! Двад-цать! Расплющило уже и мозги, и душу… Впрочем, а к чему здесь — и то, и другое? Явное же излишество. Они надобны в жизни. А жизнь-то осталась там, снаружи, за этим угрюмым категорическим заплотом. Ишь, окольцевал, как удав. Дыбится вокруг скалой неприступной. Ведь он же собою весь свет божий застит. Ни оконца — в мир. Везде взгляд напарывается на острия шипов. Тут даже небо окольцовано колючей проволокой. Она зловещей короной венчает поверху это несокрушимое чудовище. Его же и птицы облетают стороной. Даже тучи, и те проплывают с опаской. Вон неосторожное кисейное облачко зацепилось за колючку и пришпиленной бабочкой бьётся на ветру.
За этот заплот и солнце-то заглянуть не смеет. Здесь — вечный сумрак. Смирная запуганная травка пахнет не зеленью, а страхом и бедой. Снаружи, за заплотом, сейчас утро, новый день занимается, а в душе смеркается, вечереет. И это уже — на всё время, что быть здесь. Значит, все эти семь тысяч двести восемьдесят дней (на сто раз уж просчитал!) жить в постоянных сумерках…
Стоп! Отставить "жизнь в сумерках"! И мысли такой не допускать! Это что же — существовать, чахнуть здесь? Влачить за заплотом все эти семь с лишком тысяч дней?! Да не бывать этому! Какой-то же выход обязательно есть. Надо искать его, думать, что-то делать, шевелить мозгами и руками. Только не успокаиваться! Хоть наизнанку вывернуться. Хоть в лепёшку разбиться. Хоть наоборот — лечь и замереть. Может, и совсем не жить. Что угодно, но только не так: в вечных сумерках, за заплотом!
Самое простое — прожить это время вприщур, не всматриваясь в него. На ощупь, будто слепой. Сжаться, спрессоваться, затвердеть. Притвориться маленьким камешком. Несъедобным. Чтобы окаянный этот динозавр не перемолол в труху. Можно на это время выключить себя из жизни. Как лампочку из патрона. Не трепыхаться понапрасну. Не биться в кровь о заплот, как дурная птица о клетку. Поберечь себя — свои силы, душу. Жирно-жирно вычеркнуть себя из жизни. На пока. Вроде как по-медвежьи залечь в берлогу. Не жить, а тихо-смирно функционировать физиологически, как тля или червь. При таком вот раскладе — износ меньше. И годы не искогтят, не измочалят. Или же — и вовсе впасть в летаргию. При ней, говорят, возраст стопорит, люди не старятся. Гляди — потом, проснувшись-то, ещё и моложе ровесников окажешься…
В книгу вошли небольшие рассказы и сказки в жанре магического реализма. Мистика, тайны, странные существа и говорящие животные, а также смерть, которая не конец, а начало — все это вы найдете здесь.
Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.