Происшествие в Окдейле - [4]

— Пожми руку Дурному Чарли, — сказал Капитан. Возраст и тучность автоматически ставили его главарем. Юноша сделал, как ему велели, улыбнувшись угрюмому мертвенно бледному бандиту и пожав протянутую липкую ледяную руку. Озноб ли заставил вздрогнуть гибкое молодое тело или было это подсознательное узнавание чего-то смертельного в холодной, несмотря на окутывающее тепло костра, коже? Небесный Капитан продолжил:

— И Супчику.

Потрепанная человеческая развалина приподнялась и протянула плотную ладонь. Рыжие бакенбарды, в беспорядке обрамляющие алое лицо, свалялись в небольшие, но перепутанные колтуны, намертво склеенные засохшими ингредиентами беспрерывно поглощаемой жидковатой похлебки.

— Очччччень рад, — брызгая слюной, пробормотал Супчик. Излишне красивые губы Оскалузского Вора — будем называть его так, раз он сам этого не отрицает — перекосила натянутая улыбка.

Колумб Чернявый, Генерал и Грязный Эдди тоже прошли церемонию представления. Так как Грязный Эдди был в физическом смысле слова самым чистым в шайке, юношу удивило данное ему прозвание, но удивление прошло, как только Грязный Эдди раскрыл рот: манера общения последнего развеивала все сомнения. Оскалузский Вор, самозваный «бродяга» и грабитель, залился румянцем, услышав полную откровенных непристойностей речь Грязного Эдди.

— Присаживайся, малой, — пригласил Супчик. — Чую, всю ночь на ногах. Во, глотни, — и протянул парню вынутую из бокового кармана фляжку.

— Спасибо, но я, это, завязал, да, — отклонил приглашение юноша.

— Закуришь? — предложил Колумб Чернявый. — Вот и табачок.

Изменение в отношении компании к нему не могло не понравиться Оскалузскому Вору. Эти люди обращались с ним как с равным, и после одинокого странствия по темным и пустынным фермерским землям любое человеческое участие было для него, столь часто оказывающегося за бортом, подобно спасительной соломинке из поговорки.

Дурной Чарли и Генерал оказались единственными членами банды, не проявившими особого энтузиазма по поводу появления Оскалузского Вора с его бесценной добычей. Они скалились и перешептывались чуть в стороне от компании.

— Не могёт он быть этим самым, — бубнил один другому в ухо. — Он или подсадной, или обныкновенный фраерок.

— Выбешивают меня такие, как он, — ответил Генерал. — Вечно эти бакланы понты бросают, что они прям прожженные, а сами-то несут такую туфту, какая разве что старушенций в вязальном кружке проймет. Не секу, чёй-то Капитан с ним чикается.

— Не сечешь? — усмехнулся Дурной Чарли. — А стекляшки с рыжьём видел? А устричную сбрую? А капусту?

— Все будет как по писаному, — прозвучал ответ, — если мы малого порешим. Но Капитан на мокрое дело не пойдет, слишком уж за свою шкуру трясется. Сделаем все по уму, ага? Пусть фраерок пока посидит покойненько, — и неожиданно Генерал взорвался. — Чёрта лысого! Мы ж могём обломиться, если вдруг кто из наших язык перед этим молокососом распустит!

Собеседники замолчали: Генерал попыхивал своей коротенькой вересковой трубкой, Дурной Чарли взял самокрутку и сделал пару затяжек. Сквозь полузакрытые веки оба наблюдали за юношей, греющимся у костра. Остальные же пытались разговорить гостя, безуспешно, но упорно стараясь отвести взгляды от оттопыренных карманов его пиджака.

Супчик, только что старательно причастившийся у своей фляжки, вплотную приблизил лицо к Колумбу Чернявому, чуть ли не засунув бакенбарды тому в нос (впрочем, он всегда так делал, когда хотел перекинуться парой слов), и шепотом поделился мыслями о жемчужном ожерелье:

— Пятьдесят, и ни центом меньше, ей-бо!

— Отодвинься ты! — вскрикнул Чернявый, отпрянув назад и вытирая ладонью губы. — Сначала водопроводчика себе в пасть вызови, коль вздумал со мной целоваться, — всего обслюнявил!

— Он думает, что душ тебе не помешает, — захохотал Грязный Эдди.

— Супчик уверен, — объяснил Небесный Капитан, — что он ходячий опрыскиватель, а мы тут все подсохли.

— Ну нет, не надо мне прыскать в морду вонючими кишками с чесноком, — прорычал Чернявый. — Етикет бы Супчику преподать, и если он опять ко мне подойдет, я ему нос на затылок натяну.

Но затуманенные глаза Супчика уже зловеще загорелись. И вновь он наклонился к Колумбу Чернявому.

— Пятьдесят, и ни центом меньше, ты, пустобрех! — воинственно проревел он, сопроводив рык фонтаном слюны.

С проклятьем — страшным, ужасным проклятьем — Чернявый вскочил и, пока вставал, резко ударил тяжелым кулаком по пурпурному носу Супчика. Тот откатился назад, но тут же с неожиданной прытью, невероятной для такого грузного тела, оказался на ногах. В его руке сверкнул нож. Закричав, скорее как зверь, а не человек, он ринулся на Чернявого, но не один Колумб разгадал его намерения. Как только драка завязалась, поднялся Небесный Капитан, который, несмотря на возраст и комплекцию, ловким кошачьим рывком схватил Супчика за запястье и быстро вывернул его. Несостоявшийся убийца взвыл от боли, а нож упал на землю.

— Ты это брось, коли хочешь с нами остаться, — тон Капитана странно изменился, Оскалузский Вор еще не слышал, чтобы он так говорил. — И ты, Чернявый, тоже. Не потерплю у себя бузотеров.