Происшествие на тихой улице - [42]
К семи часам окончились все расследования. Результат был категорическим — ни одна из проверенных машин не замешана в преступлении. Участковый уполномоченный, дожидавшийся в кабинете инспектора окончательного результата, приуныл.
— Тут что-то не то — сказал он. — Не совершено ли преступление с помощью легковой машины, номер которой выдан в провинции?
— И это вполне возможно! — мрачно отозвался инспектор.
В этот вечер настроение у него было действительно скверное. До последнего момента Табаков верил, что к исходу дня он приблизится вплотную к конечной цели своих поисков, однако сейчас в руках у него были лишь те же данные, что и вчера вечером, когда он с таким старанием подготовлял всю эту операцию. Что же ему предпринять? К сожалению, выход был только один…
— Начнем все сначала! — сказал он с тяжелым вздохом. — Подвергнем проверке все зарегистрированные «Москвичи», все до одного, пока наконец не откроем тот, который нам нужен? Это очень длинный и тяжелый путь, но другого у нас нет…
— Жалко! — сказал с не меньшей досадой молодой лейтенант. — Я был уверен, что сегодня все кончим…
— И я был уверен, но что поделаешь! Придется моей жене подождать с курортом еще немножко.
— А почему мы ищем только машину? — сказал лейтенант. — Почему не ищем самого человека?
— Мне не хотелось увеличивать объема работы… — Но теперь придется. Высоких седых мужчин, носящих пиджаки кирпичного цвета, в Софии не бесчисленное количество! Попробуем пойти и по этому пути.
— Не уйдет он от нас! — сказал лейтенант.
— Не уйдет! — подтвердил инспектор. — Только хлопот с ним будет еще немало!
В восемь часов он созвал совещание — надо было дать точные указания насчет дальнейшей работы. Оно уже кончалось, когда вдруг зазвонил телефон. Подняв трубку, инспектор услышал взволнованный голос жены:
«Прошу тебя, возвращайся поскорее! Димчо очень плохо…»
У него все поплыло перед глазами.
— Врач приходил?
— Я жду его…
— Хорошо, сейчас же выхожу.
Инспектор вызвал машину. У него был близкий друг — один из лучших педиатров Софии, который нередко помогал ему как эксперт в разных делах. На счастье, он оказался дома и с готовностью согласился сейчас же осмотреть мальчика. Спустя несколько минут машина мчала обоих по улицам Софии со скоростью, во много раз превышавшей ту, которую разрешал усатый подполковник из КАТа… Инспектор молчал, сердце его сжималось от недобрых предчувствий. Отвратительный день! Поистине, отвратительный день!
— Ну, ну — выше голову! — сказал доктор. — Ничего страшного. Медицина уже не та, что была во времена твоего детства.
Дома они застали участкового врача — еще совсем молоденькую девушку. Увидев своего знаменитого собрата, она смутилась, но голос ее все же звучал уверенно:
— Двустороннее воспаление легких, — сказала она. — И в очень тяжелой форме…
— Разрешите и мне взглянуть, — вежливо проговорил доктор.
Осмотр продолжался довольно долго. Отец и мать тревожно переглядывались. Хотя Табаков и умел скрывать свои чувства, привыкнув к этому по роду работы, но сейчас это ему никак не удавалось. Какой-то панический страх сжимал его сердце, стеснял дыхание. В эту минуту он совсем не походил на того опытного и хладнокровного оперативного работника, каким его все знали. Сейчас это был совсем другой, насмерть перепуганный человек.
И все же он нашел в себе силы, чтобы поддержать жену.
— Не бойся, — сказал он. — Теперь есть очень сильные средства против этой болезни.
Наконец доктор окончил осмотр.
— Положение серьезное, — сказал он. — Но мы проведем ударное лечение… Ты отпустил машину?
— Нет, она здесь…
— Отлично! Как раз съездишь за лекарствами. Сейчас я напишу тебе рецепт…
Долго потом инспектор не мог забыть этой кошмарной ночи. Димчо был в сильном жару. Он то беспокойно метался, то затихал, впадая в бессознательное состояние. Доктор не покидал его допоздна, борясь всеми силами и средствами за жизнь мальчика, и ушел лишь тогда, когда убедился, что кризис миновал. Наутро он снова навестил больного. Димчо было уже гораздо лучше, и он смотрел спокойным и ясным взглядом, хотя еще почти ничего не говорил. Доктор снова осмотрел его и произнес с облегчением:
— Жизнь его вне всякой опасности.
У инспектора сильно забилось сердце.
«Вне всякой опасности!.. Вне всякой опасности!..»
Вдруг он вспомнил, или скорее почувствовал всем существом, что эта фраза однажды уже взволновала его.
Да, письмо!.. Письмо похитителя!
— Это точно? Наверняка? — спросил он изменившимся, придушенным голосом.
— Наверняка! — ответил его друг. — Но, разумеется, при условии, что вы будете неусыпно следить за ним и в точности выполнять все мои предписания.
— О, насчет этого не сомневайтесь! — воскликнула мать.
Вскоре доктор ушел. Табаков, у которого отлегло от сердца, направился к себе в кабинет. Но он не сел, а стал взволнованно ходить из угла в угол. Какой-то внутренний голос — радостный и уверенный — продолжал нашептывать ему ободряющие слова.
Вне всякой опасности!
Ему казалось, что он уже приблизился вплотную к решению этой трудной и сложной задачи, которая мучила его столько дней. Истина словно витала у него над головой, и он уже касался ее кончиками пальцев.
