Происшествие из жизни... - [74]

Людмила Павловна отняла тяжелые руки от онемевшего лица и увидела Семисферова. Он стоял в дверях и смотрел на нее… Ах, господи, он смотрел на нее все понимающим взглядом…

Он держал в руке вафельный стаканчик в мороженым. Подошел, поставил перед нею на стол, сказал:

— Это называется мороженое. Я никогда не ел. Оказывается, очень вкусно.

Она улыбнулась.

И поняла вдруг, что, если бы не Семисферов, она никогда не сказала бы то, что сказала Сергею Григорьевичу. Потому что не только безысходное горе владело ею, но после встречи с ним у больничных ворот в ней поселилась и жила неосознанная вера, смутная надежда, что, потеряв единственного человека, согревавшего ее существование, она нашла иную — верную опору…

Трижды Величайший печально смотрел на них. Увы, он не мог гневаться на Рахасена, понявшего нечто, что скрыто за семью печатями, узнавшего, может быть, тайну истинного бессмертия и обрекшего себя на мгновенную земную жизнь.

— Рахасен, сын мой! — прошептал он и в страхе оглянулся. Но он был один, никто не слышал его слов.

Трижды Величайший приказал погасить светильники и лежал во тьме, в пустоте множества пространств, никому нельзя было тревожить его уединения — Трижды Величайший размышлял.

Свершилось невероятное: у него есть сын. И родила его бывшая земная женщина, мать его первенца. Рахасен — родной брат Каина. А ведь могло, случиться непоправимое — первенец был проклят Не Имеющим Имени, а его брата вот-вот готов был проклясть родной отец. И тогда страшная отметина Трижды Величайшего отпечаталась бы на лбу Рахасена. За что отец хотел его проклясть? За то ведь, за что проклят и он сам Не Имеющим Имени, за непослушание. Во всех пространствах добродетель одна — покорность?

Рахасен — его сын! Вот, значит, почему всегда с такой тревогой и любопытством приглядывался к нему Трижды Величайший. Не Имеющий Имени всесилен, но и он не сумел предотвратить то, что свершилось — Аве и бывший ангел встретились и снова родили дитя… Трижды Величайший отмщен хотя бы так.

Но что-то тревожило Трижды Величайшего. Рахасен что-то сказал там, на земле, однако Трижды Величайший не придал тогда его словам почти никакого значения. Но сейчас он вспомнил их и понял, что Рахасен сказал необратимое.

Трижды Величайший подошел к Книге Судеб, перевернул назад несколько страниц и увидел то, что уже видел прежде — Рахасена и Крутоярова на бульваре.

…— Что вас терзает, молодой человек? — вдруг спросил Крутояров. — Вы больны? Вас кто-то обидел?

Рахасен усмехнулся.

— Вы уже проявляете сострадание ко мне? Не беспокойтесь, ничто меня не терзает, я не болен, никто меня не обидел… Я живу в трех пространствах, в семи сферах. Но я устал — так жить нельзя, летая из одного мира в другой. На мне будто какая-то вина перед людьми… Какая? Мне совестно… А за что?

Трижды Величайший захлопнул книгу. Вот эти роковые слова, слова, с которых начинается человек. «Мне совестно», — сказал он…

Все кончено, он не вернется…

Что ж, пусть Рахасен станет человеком. Пусть испытает то, что испытал когда-то в цветущем земном саду ангел, его отец, ослепленный тайной красоты первой женщины…

Сын мой, живи! Пусть живет каждый твой волос, пусть пальцы твои живут, и уши, и глаза, и ресницы, и нос, пусть ноги твои живут, и икры, и бедра, и все члены пусть живут, и мозг пусть живет, и бьется мысль, и грудь пусть живет, и пусть стучит в груди загадочный орган — сердце, и пусть найдешь ты на земле то, что возвышает человека и что украшает его трепетную жизнь — дело, и трудом своим обновляй землю, где отныне придется тебе жить… Пусть будет так!..

— Чалап, — позвал Трижды Величайший. — Я прощу Рахасена.

— Почему? — спросил Чалап.

— Я так хочу! — сердясь, воскликнул Трижды Величайший. — Рахасен и без того будет наказан. Пусть все идет своим чередом. Как древние люди называли человека? Гэаутонтиморуменос! Что это значит на их языке?

— Сам себя истязающий, носящий в себе свое наказание, — ответил Чалап.

— Ну, вот, пусть испытает все, что положено человеку, — помолчав, с горечью проговорил Трижды Величайший.

Беспокойную ночь провел Сергей Григорьевич. Что произошло? Ведь тишайшая Людмила Павловна, покорная его секретарша, спутала все планы. Да, конечно, она сказала то, что он сам намеревался когда-нибудь сказать, но  э т о  должен был он сказать, он, а не она и никто другой… Впрочем, он еще скажет  э т о. Придет время, и скажет!

Проснулся Сергей Григорьевич, как обычно, в семь часов. У него уже не было вчерашней растерянности. Не зря говорится, что утро вечера мудреней. Он был настроен по-боевому, с твердым намерением навести на работе должный порядок.

Екатерина Николаевна уже хлопотала на кухне, готовя завтрак. Она торопливо проглотила яичницу и, чмокнув Сергея Григорьевича в щеку, убежала. Каждый день она спешит, как на пожар.

— Опять где-то горит? — спросил он.

— Ага! — она засмеялась в ответ уже из-за закрытой двери.

В восемь часов Сергей Григорьевич глянул в окно — в это время у подъезда должна ждать машина. Однако машины не было. Не появилась она и через полчаса. «Ну, что ж, придется устроить хорошую головомойку шоферу!»