Происхождение тютельки - [7]

Кстати, когда Брежнев вручал Раневской орден Ленина, он просто не смог удержаться – скорчил рожу и пропищал: «Муля, не нервируй меня!» Фаина Георгиевна презрительно пожала плечами и сказала: «Леонид Ильич, ко мне так обращаются только невоспитанные уличные мальчишки!» Брежнев страшно смутился и тихо ответил: «Извините, просто я вас очень люблю». На чем инцидент и исчерпался. Все-таки не злой человек был наш бровеносец, не чета Калигуле. И на том спасибо…

А вообще, политика и сцена связаны достаточно плотно. На рубеже XVI–XVII веков народная драма «О царе Ироде» обязана своим шумным успехом, конечно же, Ивану Грозному и Борису Годунову. Намек на детоубийство достаточно задевал и того, и другого. Но никакие указы и преследования не могли покончить со скоморохами и скоморошеством – запретный плод не только сладок, но и коммерчески выгоден. Иногда более успешны экономические методы. Карамзин, путешествуя по Европе, с удивлением отмечает, как во Франкфурте тамошние евреи заявили директору театра, что если он не прекратит представлений шекспировского «Венецианского купца», где в совершенно жутком свете представлен еврей Шейлок, они перестанут ходить в театр. Поскольку франкфуртские иудеи были завзятыми театралами, не жалевшими своих талеров на дорогие билеты, пьеса мгновенно исчезла из репертуара, и никакой Шекспир не помог.

Тогда к театру относились как-то искренней, больше ему верили. Вот и в 40-х годах позапрошлого века ростовский городничий, посетивший спектакль местного театра «Ревизор», уже после первого действия выбежал на сцену и понес по кочкам всех актеров за сочинение пасквиля на него. Его уверяли, что пьеса одобрена самим императором, но ничего не помогло – он подал на актеров официальную жалобу. Впрочем, это даже как-то гуманно. Мог бы просто приказать сволочь комедиантов на съезжую, а потом уверять, что они сами себя высекли. Наверное, он не сделал этого сугубо потому, что не дотерпел до второго действия, где этот рецепт и излагался. А австрийский император Иосиф II наградил 50 дукатами актера, подавшего мысль о том, что в присутствии российского императора Павла I «Гамлета» играть неуместно. Его мать, Екатерина II, наши Клавдий и Гертруда в одном флаконе, эту мысль разделяла, и «Гамлет» был в России тех времен пьесой абсолютно запрещенной.

Да и у нас власть имущие время от времени заглядывали в театральные афиши. В дирекцию одного из московских театров, выпустившего к XXV съезду КПСС премьеру, да еще и шекспировской пьесы, позвонили с самого верху и велели немедленно сменить название спектакля. Чем они заменили на афише привычное нам с давних лет «Много шума из ничего» – я даже и не помню. Одно ясно – Шекспиру такие страсти и не снились! А под другой съезд досталось другому театру – за постановку пьесы Шварца «Сказка о потерянном времени». Подумать только, специальные люди сидели и бдили! Сколько же у них работы было, просто подумать страшно. Так всегда бывает, когда эту работу сами же себе и создают. Поговаривали даже, что наши театральные начальники, всегда путавшие реорганизацию с дезорганизацией, собирались объединить МХАТ с Малым театром. Актеры даже успели придумать этому гибриду название – «Московский Академический Малохудожественный театр».

В старые времена и театральные организаторы работали более масштабно и продуманно. Правда, им полегче было – когда в 1806 году были учреждены императорские московские театры, их директор Нарышкин решил вопрос о найме труппы без уговоров, интриг, блата и даже без телефонных звонков, благо телефона тогда еще не изобрели. Он просто купил за 32 тысячи рублей труппу крепостных актеров у известного театрала помещика Столыпина. А профкома не купил, и поэтому никаких трудовых споров у него с коллективом не возникало. Очень удобно, но в наши времена так уже нельзя.

Тематика актерских представлений с незапамятных времен была самой разнообразной. До уровня древних площадных действ нынешняя сексуальная революция просто еще не докатилась – лично держал в руках куклу двухтысячелетней давности из античного города Танаиса, самая заметная деталь тела которой двигалась по желанию кукловода и своими размерами повергла бы в ужас даже Чиччолину. В XIX веке нравы были строже, и актрисы просто отказывались играть Софью в «Горе от ума». «Я порядочная женщина и в порнографических сценах не играю! Как это можно, ночью беседовать с Молчалиным, он же ей даже еще не муж!» – заявляли они.

А вот персонажи итальянской комедии дель арте тоже рисковали жизнью в угоду зрителям, но на другом фронте. Обычным делом считалось публичное состязание между первым и вторым Дзанни прямо на сцене в чудовищном обжорстве. Публика хохотала до полусмерти, а актеры, бывало, объедались до самой настоящей смерти. Прямо на сцене умирали, как Мольер. Собственно, в дешевых западных комедиях достаточно часто можно встретить что-нибудь подобное, но благодаря технике комбинированных съемок для жизни это не так опасно. Может быть, отсюда шло любимое состязание Евгения Весника и Михаила Яншина – сесть за ресторанный столик и есть наперегонки, пока сил хватает, а платить будет тот, кто съест меньше.