Происхождение тютельки - [3]

Разумеется, не все короли были такими. Многие из них сумели блеснуть красивыми и нестандартными решениями в достаточно трудных ситуациях. Вот, скажем, император Карл V Испанский смог примирить двух дам, поссорившихся из-за места в церкви, более того – добился невероятного: каждая из них наперебой уступала место сопернице. Сделал он это очень просто, предложив занять это место самой глупой и уродливой из спорящих.

А как красиво, например, отвязался Филипп Август от назойливого попрошайки, который упирал на то, что король обязан помочь своему родственнику по Адаму, а если откажется – преступит Библию! Он дал ему медяк и резонно объяснил, что родственников по Адаму у него очень много и, если давать всем поровну, больше никак не выходит. Возможно, король знал, как более чем две тысячи лет назад циник Фрасилл попросил у повелителя Сирии Антиоха драхму (это где-то около гривны), на что Антиох ответил: «Не к лицу царю столько давать». Фрасилл только этого и ждал: «Дай тогда талант» (это по минимуму штука баксов). Но Антиох и тут нашелся: «Не к лицу философу столько просить». И удалился, оставив Фрасилла не богаче, чем тот был до беседы.

Чтоб не замучивали просьбами вконец, владыкам приходится отказывать не только в деньгах. А если отказать неудобно – как-то намекнуть, что просьбами на эту тему не стоит злоупотреблять, например просьбами о перемене фамилии. Когда купец Краснобрюхов попросил об этом Александра I, тот разрешил ему зваться Синебрюховым. Тот с горя уехал в Финляндию и основал там пивоваренный завод, до сих пор выпускающий знаменитое пиво «Кофф» (именно так выговаривали новую фамилию пьяные финны, прося у кельнера еще кружечку). А на прошении купчихи Семижоповой о перемене фамилии царь начертал: «Хватит и пяти». Правда, бывает, что цари и сами вмешивались в фамилии подданных. Когда сын лифляндского дворянина Засса женился на дочери драгунского подполковника Ранцева, лично Николай I повелел ему принять именно фамилию Ранцев-Засс, а не наоборот, как он сгоряча порешил.

Немало трудных решений приходится принимать королю лично. Фридрих Великий, инспектируя берлинскую тюрьму, обнаружил, что все заключенные клянутся, что невиновны и страдают напрасно, и только один признался, что сидит за ограбление. Что тут поделаешь? Фридрих принял меры – приказал немедленно вышвырнуть из тюрьмы на волю этого грабителя, чтоб тот не влиял дурно на собравшихся здесь порядочных людей.

А если честно – та еще работа король. Скажешь что-то сгоряча, а потом отвечай. Император Аврелиан, осаждая город Тиану, настолько возмутился самим фактом сопротивления, что поклялся живой собаки в городе не оставить. Ну взяли, конечно, городок, так что же – всех убивать? А налоги кто платить будет? Погорячился, конечно, так ведь не зверь, чай. А слово не воробей, сказано – сделано. Но Аврелиан вышел из положения с блеском. Грозил, мол, я ни одной живой собаки не оставить – вот и перебейте в городе всех собак. А люди-то тут при чем?

И еще одна беда – королей все учат. Их дела на виду, каждая ошибка становится предметом пересудов. Вот, скажем, тот же Анри IV, прославленный даже в «Гусарской балладе». Ну чем плохой король? Не изверг, не расточитель, страну примирил, гражданскую войну прекратил, народ при нем начал потихоньку прикапливать денежку – чего вам еще надо? Ну есть грех, исповедует в отношениях со слабым полом не позабытую и сейчас идеологию «все, что шевелится», так что, обязательно ему за это плешь проедать, – не перестанет ведь? А его духовник все нудил и нудил на эту тему, ну и доигрался. Подали ему за королевским столом его любимых куропаток день, другой, третий… в общем, через две недели он уже смотреть на них не мог и, презирая все нормы этикета, завопил при виде лакея, несущего любимое лакомство: «Ваше Величество, за что?» На что король этак деликатно ему заметил: «Вот видите, святой отец, насколько человеку необходимо разнообразие». Возражений не последовало.

А чаще всего учат королей те, кого только в наше время заменили производственные психологи, – королевские шуты. Вот, например, придворный шут Филиппа VI Французского Трибуле как-то взял ледышку и попросил придворных передать ее королю. Пройдя через множество рук, ледышка растаяла и дошла до короля уже значительно меньшей, чем была в руках шута. Так шут наглядно и доходчиво объяснил королю, почему в казну поступает так мало налогов. Не завести ли и каждому постсоветскому президенту своего шута?

Королей еще и потому трудно учить, что напрямую им не все скажешь – обидятся. Когда Людовик XIV прочел великому Буало свои стихи, качество которых вызвало бы умеренные нарекания даже в литкружке при ДК Пятихаткинской швейной фабрики, то Буало ведь не сказал ему, как на духу, что он думает о представленном на его суд шедевре – попадали в Бастилию и по меньшему поводу. Нет, он сказал: «Ваше Величество, вы можете все. Захотели написать плохие стихи – и достигли в этом успеха!» И обошлось, что при Короле-Солнце вовсе не гарантировалось. Его ведь настолько любили, что, когда врач вырезал ему геморрой, толпы придворных кинулись к врачу с просьбой: «Вырежьте и у меня то, что вырезали у короля!» И очень обижались, когда врач отказывал, советуя им сначала это отрастить, а потом уж и вырезать.