Прогулки по земле обетованной - [5]

Мы разговариваем в комнате. Стул, на котором сидела наша собеседница, как только она ненадолго вышла, тотчас заняла рядовая. Когда начальница вернулась, оказалось, что место занято. И женщина стала двигать столы, пробираясь к другому свободному стулу. Подчиненные на это никак не реагировали. Нам же смотреть на такую демократию было в диковинку.

Мы присутствовали на занятиях медициной, противохимической защитой, побывали на стрельбище. Зашли и в столовую. Собственно, не только зашли, но и пообедали. Кормят хорошо, вкусно, разнообразно: много овощей, всевозможные салаты, мясо, макароны, картошка. Офицеры едят в одном зале с рядовыми, но за другими столами. Все берут себе сами из стоящих на столах больших фаянсовых супниц, салатниц, ваз — уж и не знаю, как назвать емкости, выставленные перед солдатами.

Говорят, что если кормление будет недостаточным — скажем, мало овощей или чего-нибудь еще, вечером об этом узнают родители, а утром — командующий. Если офицер поднимет руку на солдата, то будет разжалован на следующий же день.

Спрашиваем о наградах. Оказывается, здесь существует звание героя, но пока все отказываются от такого звания.

Рассказывают про такой эпизод. В семьдесят третьем году, в войну Судного дня, когда боевые действия одновременно начали египтяне на юге и сирийцы на севере, на Голанских высотах в каком-то месте оказался один солдат, а рядом шестнадцать пустых танков. Так он носился из танка в танк и из каждого стрелял, создавая видимость полного состава части. И остановил будто бы сорок два танка! Бой продолжался, пока не подошло подкрепление. (Написал “подкрепление” и задумался: бессмыслица — подкрепление к одному!) Короче, когда к этому бойцу добрались, он при виде своих тотчас уснул. Вот этому человеку присваивали звание героя, но он отказался…

IV

Латрун. Монастырь. Построен в начале века. Монахи молчальники. Стараются говорить минимально, только крайне необходимое. Настоятелем был отец Даниэль. Он считал, что надо как-то объединить евреев и арабов. И поощрял расселение вокруг монастыря и тех и других. И все радовались такому совместному проживанию и восторженно восхваляли отца Даниэля. Но вот началась война, и все пошло кувырком. Место это — очень важный перекресток. Стратегически важный. Тут дороги к порту Яффо, к Иерусалиму, еще какие-то дороги пересекаются. И действительно — стоишь на горе у монастыря, и видны естественные проходы сквозь горы в разные стороны. Много бед и битв повидало это место с древних времен до наших дней.

Вот эти высоты, где монастырь, нынче — музей трофейного оружия: стоит стадо танков, захваченных в войнах и медленно ржавеющих на заслуженном отдыхе в ожидании любопытствующих туристов или школьников. В основном танки нашего производства.

С высот обстреливалась дорога, и пройти ее не удавалось. Но один автопоезд прошел-таки — этот проход назвали сэндвичем. Прикрепили листы брони с двух сторон досок и привязали к грузовикам так, чтоб оставалась лишь небольшая щель. Не для обзора, а лишь для разглядывания узкой части дороги впереди себя. Ехать можно было только вперед, без всяких маневров — только вперед, в Иерусалим. Прошли. Человеческая мысль не больно разнообразна: назвали дорогу “Дорогой жизни”.

Приехал из Америки полковник Маркус. Микки — называли его все. Профессиональный военный с опытом Второй мировой войны. Он пощупал высоты парой атак и сказал Бен Гуриону — так здесь уложат всех наших детей, и поминать нас будут потомки недобрым словом. “Но в Иерусалиме мучаются, мы должны открыть дорогу!” — “Не можешь взять дорогу — делай новую”.

И бросились евреи делать дорогу в обход. (“Нормальные герои всегда идут в обход”). И без грейдеров и бульдозеров — проложили дорогу. Но в одном месте путь все-таки не сходился. Разница уровней. И не было у них технических средств одолеть эту разницу. Грузовики подходили к этому разрыву с двух сторон. Груз переносили с машины на машину, с уровня на уровень вручную.

Много мальчиков здесь погибло. Микки Маркус, любимец народа, тоже погиб — по глупой случайности. Вышел ночью по нужде, завернутый в простыню. И что-то ответил не по-военному. Постовой прошил его очередью, приняв за иорданца. Солдат этот потом повеситься пытался…

Война 48-го года была самая тяжелая, самая жертвенная. Больше партизанская, чем регулярная. Бои шли и военными формированиями, и в разных местах без четко выраженных фронтов. Оружие доставали по всему миру. Закупалось оно повсюду, но доставка его была тяжелой проблемой.

Где-то в Италии, кажется в Неаполитанском порту, взорвали корабль с оружием сирийцев. Продавцы (или хозяева оружия) перенесли товар на другой корабль. А этот корабль еврейским оказался, и попало оружие в скором времени к израильтянам.

Курьезов и случаев таких — и смешных, и печальных, и кровавых — было множество… Так, наверное, и движется история.

Офицер, чтобы получить следующий чин, должен пройти трехмесячные курсы, где его знакомят с новыми достижениями военной, научной или технологической мысли, а также с новыми инструкциями, положениями, доктринами родного генштаба. Кто не доучился до начала военной службы (офицер ли он, профессионал, солдат ли срочной службы), имеет, как я уже говорил, право и возможность учиться и закончить, кто гимназию, кто университет. Параллельно с продолжающейся армейской жизнью. Поэтому после выхода на пенсию у них всегда есть и мирная профессия, и практически они всегда могут найти себе работу. Пока они военные, никакой политикой заниматься не имеют права.