Програмерзость - [42]

Когда у нее расширились глаза, а нижняя челюсть заметно отвисла, все ее тело тут же сделалось ослепительно-белым, как слоновая кость. Здесь, сообразил Карденас, отводя взгляд, налицо свидетельство, для которого ему не требовалось быть интуитом. Скрыть от него свои эмоции она могла не больше, чем улететь на луну.

Хотя, посочувствовал он, она несомненно могла бы сымитировать такой полет.

8

Карденас знал по своему опыту, что шлюхи, как правило, не плачут. Но боль в глазах Кой Джой не вызывала никаких сомнений: куда большая, чем можно ожидать от сильвы по адресу умершего клиента, даже если тот был нежным, неизвращенным и щедрым на чаевые.

— Этот Бруммель был для вас больше, чем просто постоянным партнером?

Она кивнула, лицо ее скривилось, словно она пыталась заплакать, да забыла, как это делается. Продолжая отражать бушующие в ней эмоции, ослепительная бледность кожи сменилась светло-коричневым окрасом, испещренным мигающими пятнами неконтролируемой голубизны, которые расширялись и сокращались в ритме ее рыданий. Из-за этого двусмысленного чуда генжинерии Кой Джой вышла далеко за пределы простого неумения скрывать свои чувства. Они теперь так и бросались в глаза. Хотя было почти невозможно не смотреть на ее привлекательное обнаженное, насыщенное цветами тело, Карденас упорно старался сохранять профессиональное бесстрастие. Если ему это не удастся, он осознавал, что ничего не добьется от нее, невзирая ни на какие угрозы.

— Я понимаю вашу озабоченность и сожалею о вашей потере. Ваша реакция отвечает на мой вопрос, но обещаю, что к завтрашнему утру вам станет лучше.

Прижимая ладони к залитому слезами лицу с мягко пульсирующими индиговыми пятнами, она подняла на него взгляд и шмыгнула носом.

— Откуда… откуда вы знаете?

Не вдаваясь в подробности, он просто улыбнулся ей.

— Я умею определять. Бруммель был с вами добр?

Она с отчаянием кивнула.

— Он никогда не делал мне больно, всегда платил сверх положенного и даже ждал меня, когда мне казалось, что он закончил. Никогда не просил ничего ненормального.

Созерцая ярко-голубые завитки, усеявшие нижнюю половину ее тела и превратившие обе гибкие ноги в калейдоскопическое эхо древних столпов, Карденас гадал, а что же такая особа, как Кой Джой, сочла бы ненормальным.

— Он был… он сказал, что как только выгорит тот большой проект, над которым он работал, то он оставит женщину, с которой жил, и мы поженимся. Он много говорил о том, как мы уедем отсюда, уберемся с Полосы.

Ну что за очаровательный хомбер был этот покойный Бруммель, размышлял инспектор. Сурци Моккеркин решила сбежать с мужчиной, который начал их новую жизнь, обманывая ее. Несмотря на высказанные Диким Дохом предположения о домашних побоях, ситуация все больше и больше наводила на мысль, что миз Моккеркин и покойный Бруммель-Андерсон, вероятно, стоили друг друга. Карденасу не требовалось извлекать свой спиннер для записи разговора. Все относящееся к делу он заносил в собственную память.

— Куда уедем?

— Не знаю… в какое-то место которое он называл Дружба.

Карденас покачал головой.

— Никогда о таком не слышал.

— Я тоже. И он никогда ничего не говорил мне о нем, кроме названия. — Когда она попыталась улыбнуться, верхняя часть ее тела, от плеч до лба, запульсировала бледно-розовым оттенком.

Слезы снова потекли ручьем. Карденас дал им поструиться, любуясь поразительной игрой цветов ее кожи, прежде чем положить конец этому плачу новым вопросом.

— А как насчет этого дела, его большого проекта? Он когда-нибудь говорил о нем, упоминал когда-нибудь имена партнеров или что-то другое?

Опустив руку, она подобрала пляжное полотенце и вытерла им глаза и нос. За спиной у нее симулированное море омыло синтетический берег, наполняя апартаменто искусственным запахом выброшенных на берег водорослей и кристаллизующейся морской соли.

— Уэйн никогда не говорил о каких-либо партнерах. Полагаю, он не нуждался в них, потому что у него был доступ к деньгам этой другой женщины. Той, с которой он жил. У нее их явно имелось в избытке. Меня не волновало, что он, что мы берем их для себя, так как она, по его словам, сама украла их у своего мужа.

Карденас внимательно наблюдал за ней.

— Уэйн когда-нибудь упоминал об этом муже?

— Нет, никогда, — покачала головой Кой. — Только о дочери, девочке, с которой жили вместе. О ней Уэйн много говорил. Кажется, он считал ее чем-то особенным, хоть она была и не его.

— Неужели он не говорил о той женщине? — Карденас был озадачен.

— Нет, не о женщине. Он никогда о ней не говорил, если это не было связано с деньгами, которые он собирался забрать. Только о девочке. Ее звали Кати — нет, Катла. А особый проект? Он ни разу не сказал о нем ничего по-настоящему ясного. Обронил как-то раз о том, что предпочитает держать меня в блаженном неведении. Все вращалось вокруг той девочки. — Она покачала головой. — Не спрашивайте меня, почему.

Карденас теперь был столь же заинтригован, как и сбит с толку.

— Большое дело Бруммеля вращалось вокруг Катлы? Вокруг двенадцатилетней девочки Катлы, а не Сурци? — Он сейчас не видел ни нужды, ни причины затрагивать имя Моккеркина.