Профиль Бога - [13]

— Оля, ты что? Алина, извините! — Мгновение спустя Алексей уже стучал в запертую дверь ванной. Ольга, согнувшись, сидела на кафельном бортике маленькой джакузи. Ее неудержимо рвало.

— Ничего, Леша, ничего! — еле слышно бормотала она в струю воды, думая, что кричит невероятно громко. Боль надрывно стучала в висок надоедливым дятлом. — Все в порядке. Меня просто тошнит.

— Олька, что такое случилось?! Я не слышу тебя. С тобой все хорошо? Открой дверь, иначе, я ее выбью. Мне плевать в каком ты там виде! Открой, черт возьми!

Крючок слетел с дергающейся скобы, и Алексей тут же оказался рядом с Ольгой. Он осторожно гладил ее голову, поддерживая наклоненную спину, другой рукой пытаясь дотянуться до кронштейна с полотенцами.

— Уйди, уйди, ты что! — Она пыталась отвернуться. — Меня тошнит, это ничего… Иди к Алине, нехорошо бросать гостью одну.

— Подождет гостья! — Алексей поморщился, продолжая бережно вытирать полотенцем лицо и волосы жены. — Любимая, ты что это? Не пугай меня!

— Леша, это бывает, врач говорила, токсикоз, ничего страшного. Только у меня голову ломит, правый висок.

— Мигрень, что ли? Вот так так! — озадаченно протянул тот. — Пойдем тихонечко, я тебя уложу, и позвоню матери, она у нас по мигрени специалист, сразу скажет, что надо делать.

— Нет, — Ольга отрицательно мотнула головой. — Иди к гостье. Вы же не договорили и чай остынет. Я сама тут справлюсь, умоюсь и лягу, а ты перед нею извинись, я имею право на неожиданности. Она поймет. Должна понять. Иди, иди! — Ольга легонько толкнула Алексея в плечо, к двери, и выключила кран. В наступившей тишине послышался резкий стук каблучков в прихожей. Затем клацнул замок входной двери. Непрошенная хозяйка вечернего чайного стола решила ретироваться «по-английски», не прощаясь… Или она просто не привыкла ждать?

10.

…Ждать теперь приходилось Ольге. Например, ежедневного прихода яркой, энергичной Алины, беспечно болтающей о нарядах и духах и, тем не менее, за двадцать-тридцать минут массажного сеанса успевающей так растормошить ее руку, что в поврежденных пальцах весь день после этого ощущалось жжение и покалывание. На все робкие попытки Ольги извиниться за испорченное чаепитие на следующий день, Алина отмахнулась тотчас, молниеносно резкой и слегка циничной фразой:

— Не напрягайтесь, Оля, ради бога! Что это Вы все время извиняетесь, будто живете по ошибке?

— То есть? — осеклась Ольга растерянно. — Не понимаю Вас…

— Бросьте. Все Вы понимаете прекрасно! — Алина усмехнулась, чуть поджала губы. — Учитесь, милая, быть хозяйкой своей жизни, а не приживалкой! Немного странно смотреть на Вас. Сумели выкарабкаться из передряг, крутого мужика подцепили на аркане, так не надо оглядываться, дуйте вперед и с песней, на всех парусах, бабий век то короток, сами знаете! — Тут Алина, не удержавшись, подмигнула собеседнице хитроватым, густым, почти до черноты, зеленым глазом.

— Я никого не «цепляла». — Ольга вновь остро ощутила непреодолимое желание отодвинуться от Алины подальше. — Алексея Кирилловича я очень люблю, но…

— Что, отпустили бы его к другой бабе, если захотел бы? Ой, ли?! — Алина странно хмыкнула. — Не боитесь дразнить Судьбу? Впрочем, с Вас станется! Мазилы и писаки, они все не от мира сего.

— Кто, простите? — Ольга ошарашено посмотрела на Алину.

— Мазилы, ну, художники, то есть, — легко пояснила та. — Мне тетка Вера говорила, что Вы рисуете, детские книжицы оформляете, комиксы там… Не дадите, кстати, мне пару штук, маленькой племяшке отвезу? Она тоже малевать любит, на полу с карандашами часами возится. Пусть бы рисовала, пока не порвет. Комиксы — это не книжки дорогие, со сказками. Так, макулатура!

— Мои последние рисунки нужно раскрашивать фломастером. — Неизвестно почему пояснила Ольга, окончательно смешавшись. Она упорно пыталась не замечать ноты пренебрежения, явно сквозившей в последней реплике девушки. Энергичная, хамоватая бесцеремонность и неизменная, несколько наигранная, веселость Алины все чаще сбивала Ольгу с толку, и словно бы скручивала ее душу в резиновый жгут, но вести себя как-то иначе во время визитов массажистки Ольга просто не могла. Не умела. И чтобы хоть как-то защитить себя от невидимого, непрошенного и жадного энергетического напора «хозяйки жизни», она пыталась неловко и беспомощно замкнуться в себе, односложно отвечала на все вопросы, не выслушивала до конца реплик, никогда не предлагала Алине чаю, пыталась заранее, еще до ее прихода, переделать все свои мелкие домашние дела. Одним словом, превратить свою инакость и непохожесть всего лишь в легкое «карманное недоразумение», но так и не смогла до конца понять, удалось ли ей это?

Казалось, что Алина наблюдает за Ольгой, за всеми ее попытками создать свою броню, уклониться от какого-то, одной ей видимого, удара — снисходительно, свысока, смеясь. Ибо, ни один жест «клиентки-мямли», по представлению Алины, вовсе не имел того завершенного небрежного, естественного изящества, какое всегда было в любом повороте ее собственной головы, в самом незначительном, едва уловимом движении ее пальцев, кистей, ладоней, запястий. Звон браслетов на них еще долго раздавался в ушах Ольги после того, как Алина уходила, закончив сеанс.