Профессор Мориарти. Собака д’Эрбервиллей - [53]

— Дурак будет внушать вам, что следует отбросить всё невозможное, а то, что останется, и будет ответом, каким бы невероятным он ни казался… однако для математического ума невозможное — попросту пока ещё не решённая теорема. Мы не должны отбрасывать невозможное, мы должны использовать его, приспособить для наших целей. То скучное и вероятное, что останется, вполне удовлетворит обывателя, а мы извлечём выгоду из ранее считавшегося непостижимым. К тому же, полагаю, на взгляд жертвы, серебряная пуля в голове ничем не отличается от свинцовой.

Услышав подобные рассуждения, я сразу же понял: Мориарти затеял какую-то хитрую игру. Подобными речами он мог ввести собеседника в состояние транса и убедить, например, что «Алиса в Стране чудес» (творение, заметьте, ещё одного «математического разума») полна здравого смысла. Преступников зачастую завораживают слова, взгляд и змеиное покачивание головы, и, сами того не ведая, они со счастливыми улыбками отправляются исполнять его приказы. Я тоже несколько подвержен эффекту, но, с другой стороны, слишком давно работаю в фирме и неплохо изучил профессорские трюки.

Итак, Мориарти вернулся к музыкальным опытам, а Бац повёз меня на вокзал.

VI

Мы ехали в Сторкасл в вагоне первого класса, и я расспрашивал Джаспера Стока о Трэнтридже. Всегда нужно досконально изучить территорию, прежде чем совать туда нос. Я проштудировал карты, альманахи и справочники и теперь пытался вытянуть из нашего клиента такие подробности, о коих в подобных изданиях умалчивают. Применив дедукцию (если уж воспользоваться полюбившимся Мориарти словечком), можно многое узнать по запахам. Хотя это не самая приятная тема, особенно когда речь заходит об Уэссексе.

— В Заповеднике воняет точно как в Пенсильвании, — признался Сток, — в краю шахт.

— А там есть шахты?

— В Нью-Форесте, ближе к Брамсхерсту, остались рудники. Но в самом Заповеднике ничего такого. Не знаю, откуда эта адская вонь. Может, химические соединения в почве? А ещё там пахнет гнилью. Похоже на тухлые яйца.

Сток задымил всё купе своими сигарами. Его манера курить говорила о многом: американец старался пускать этакие внушительные клубы дыма, словно индейский «большой вождь», но при этом жевал кончик сигары, отчего к зубам приставали кусочки табачных листьев. Всё это выдавало человека неуверенного. Плохая игра и хорошая мина, которую он не в состоянии был долго удерживать. Неудивительно, что шерифы с неправдоподобными именами выжили Стока из Тумстоуна. Теперь он изо всех сил цепляется за Уэссекс, но, если не сумеет добыть шкуру Шака, его погонят и из Трэнтриджа.

Не могу сказать, что Сток пришёлся мне по душе. Британец по рождению, он оставался типичным американцем: болтуном, трусом и бестактным скрягой. Пользуясь его же собственным выражением, настоящий —. Повстречай он Джима Ласситера, не успел бы даже вытащить револьвер. Спасибо, хоть не чёртов мормон.

Пытаясь скрыть свой страх, Сток принялся с высокомерным видом читать мне нотации. Помимо обещанных пяти тысяч, мы получили авансом небольшую сумму, и теперь наш клиент возомнил, что компания «Мориарти и Моран» — нечто вроде плотников, занятых изготовлением полок для шкафа. Нёс свою немецкую чушь насчёт «оплаты после завершения работ» и ворчал из-за того, что профессор отказался ехать с ним в Уэссекс и плясать там под его дудку.

Даже дикарь Дэн’л и то выказывал более подобающие манеры. От него я узнал, что люди боялись Заповедника задолго до «возвращения» Красного Шака. Похоже, в древней чаще свершилось немало преступлений. Туда редко совались даже самые отпетые браконьеры. Дэн’ла не очень-то пугал сам зверь. По его словам, горный лев обычно наносит гораздо более страшные раны. Великану случалось убивать горных львов при помощи Герти, и в подтверждение он показал глубокие старые шрамы. Я тоже мог похвастаться подобными сувенирами, и мы сыграли в увлекательную игру, закатывая рукава, расстёгивая рубахи и демонстрируя друг дружке отметины. Однако Дэн’л боялся Дамы Со Сломанной Шеей. Что-то очень дурное приключилось с Терезой Клэр в Заповеднике; тогда она не стала никому жаловаться, но позже жуткое воспоминание не дало упокоиться её духу. Раз во время дежурства гигант видел закутанную в вуаль призрачную женщину: она крадучись выходила из леса.

— Ох, и напугала ж она меня, — жаловался Дэн’л. — Горный лев — это пустяки, а вот от привидения не знаешь, чего ждать. Оно может наслать порчу.

Сток презрительно фыркнул, а я сделал себе мысленную пометку. Возможно, придётся иметь дело с целой толпой призраков, хотя награда назначена лишь за голову собаки. Зато у меня с собой коробка серебряных пуль.

В Сторкасле нас ждала крытая двуколка.

Разумеется, шёл дождь.

VII

Мориарти велел мне записывать свои наблюдения. Ну что ж…

Судьба заносила меня в разные захолустья, но смело могу заявить: Уэссекс — одно из самых паршивых мест на всём белом свете. Даже в Афганистане шлюхи пахнут приятнее. Даже в Тибете погода лучше. А в австралийском буше кормят вкуснее, хотя там в качестве главного блюда на долгожданный воскресный обед подают змею. Что же до туземцев — они гораздо дружелюбнее в колониях на Андаманских островах.