Профессор бессмертия - [41]

– Вижу, вижу! Кипит, кипит!.. Господи, спаси нас и помилуй!..

Тогда увидали все, и Машура со всеми, что вода в купели стала приходить в движение. Машура видела, что это движение усиливается, что вода будто даже забурлила. Ей сделалось жутко…

– Тушите свечи! – неожиданно для всех громко сказал Никифор. Кто-то исполнил приказание, и комната погрузилась в полумрак, освещенная лампадой перед иконами. Пение и хождение прекратилось. Все остановились, держа друг друга крепко за руки.

От своего как бы забытья очнулся вдруг сидевший под образами Максим Васильевич. Среди всеобщей тишины раздался его голос: «Пошли, Господи, великое чудо твое, яви нам твое знамение!»

И вот Машура увидала нечто, еще более ее поразившее. В воздухе показался огонек. Он словно проскользнул змейкой над купелью, потом другой, третий… Наконец под самым потолком показалась звездочка; она продержалась несколько мгновений в воздухе и упала в воду купели…

– Молитесь все о великом чуде, – сказал торжественно Ракеев, – и Бог пошлет его нам. Глядите, глядите, – заговорил он вдруг быстро, будучи сам в большом волнении. – Над купелью сам агнец Божий.

И все увидали, что над купелью стало материализоваться светлое облако и на нем как бы очертание лежащего младенца…

При этом явлении всеобщий экстаз дошел до высшего напряжения. Многие закричали: «Христос! Христос!» Некоторые плакали от охватившего их восторга… Раздались нервные вскрикивания. Участвовавшие, вне себя, не могли уже держать за руки друг друга. Круг распался… Все спуталось. Машуру кто-то схватил за плечи и стал обнимать. Она невольно оттолкнула эту чужую охватившую ее руку. Видение агнца длилось какую-нибудь минуту и исчезло. Машура начала приходить в себя. Около нее совсем близко стоял незнакомый ей братец из маланьиной обители. Он поминутно крестился и говорил Машуре: «Видела, девица, чудо?.. Видела милость Божию?.. Бери, девица, из купели воду святую… Бери на пользу себе… Попроси у Никифора бутылочку… он тебе даст». Машура догадалась, что это он, незнакомый ей братец, схватил ее за плечи и обнял. Между тем общий шум продолжался; порядок моления был нарушен.

Среди всеобщего говора раздался громкий голос Ракеева.

– Слабые вы люди! – сказал он с укоризной, обращаясь ко всем присутствовавшим. – Сегодня вы удостоились бы больших чудес, если бы в вас было меньше греха и была бы сила духовная, не кричали бы вы и не шумели и святого круга не нарушили, если бы вы вели себя с тихим хождением…

Шум прекратился. Но все чувствовали, что общее настроение, с которым началось сегодняшнее моление, было уже потеряно, что трудно было к нему вернуться.

– Смиряйтесь, божии люди, – продолжал тем же строгим тоном Максим Васильевич, – и очищайтесь от грехов, дабы на следующее моление оказаться вам истинно достойными чудес господних… А теперь идите по домам и дома помолитесь о грехах своих. Завтра приходите ко мне за святой водой. Я буду ее раздавать, кому нужно. Ракеев поднялся со своего места, облобызался троекратно с Манефой и Маланьей и направился к выходу. Все кинулись к нему, желая подойти поближе, старались захватить его, пока он еще не ушел, стремились к нему прикоснуться… И он на каждого налагал свою руку и давал каждому целовать ее.

XIII

Когда к Ракееву подошла за благословением Машура, счастливая, что может еще раз его близко увидать, он вдруг остановился против нее и торжественно ей сказал:

– Я зову тебя, новообращенная Мария, в эту ночь к себе для моления. Такова над тобой особая милость Божия. Иди за мной…

Затем Ракеев благословил еще некоторых, к нему пробившихся, и вышел из моленной. Машура была сама не своя от счастья; вся сияющая, она следовала за «христом»… Они прошли по узкому слабо освещенному коридору и очутились на входной лестнице, ведущей наверх. Лестница была освещена фонариком, висевшим на стене.

Вошедши к себе в переднюю и дав войти за собой Машуре, Ракеев плотно притворил дверь. Машура вступила затем в знакомую уже ей приемную, где теперь горел яркий свет от лампады перед образом Нерукотворного Спаса.

– Вот здесь, – сказал Максим Васильевич своей спутнице, – будет твоя комната… Вот и икона перед тобой… Хорошая икона! Перед ней молиться хорошо. А вот тебе и диванчик, чтобы отдохнуть, когда прилечь захочешь… Садись, Машенька, здесь мы с тобой побеседуем.

Он сел на диван. Машура продолжала стоять перед ним, радостная, с блаженной улыбкой на устах. Но ей было все-таки как-то жутко, глаза ее были опущены. – Садись, миленькая, – говорил Ракеев. – Приди в себя, девица… Успокойся…

Он смотрел на нее пристально. Наконец Машура решилась сесть.

– Я много о тебе думал сегодня, – заговорил Ракеев, – и ты не удивляйся. Даже сейчас вот, во время самих чудес, о тебе думал… И не нашуми они, глупые, я бы на тебя, мою голубицу, великое блаженство низвел… И почувствовала бы ты это небесное радование в себе самой и почувствовала бы ты в себе Господа Бога… И все другие возрадовались бы сердцем, но они не доросли еще до благодати истинной, помешали они мне…

– Очень страшно было от агнца, – заговорила наконец Машура, решившись взглянуть в глаза Максиму Васильевичу. – Я чуть было ума не решилась от чуда такого…