Профессия — солдат - [10]

Какой-то трезвой и объективной частью своего разума он удивлялся, как мог оказаться таким глупцом, чтобы считать что-то подобное интересным приключением, но одновременно спихивал ногу Девиса с акселератора, чтобы они не очень опережали врага. Сержант должен был держаться вне досягаемости гранат противника и вести машину таким образом, чтобы враг смог увероваться в мысли, что земляне в панике бегут. Будучи в этот момент в самой настоящей панике, Девис пренебрегал первой частью приказа, подсознательно выполняя весьма тщательно вторую его часть. И так продолжалось это спихивание ног до тех пор, пока не показались склоны долины.

Дермод неоднократно подчеркивал, что вся колонна врага должна оказаться в долине, и только тогда надо захлопывать ловушку. Сейчас он пожалел, что так настаивал на этом.

Град пуль бил и разрывал броню кабины, и можно было легко догадаться, что произойдет, если пуля попадет в незащищенную часть вездехода. Вонь от паров топлива была такой сильной, что забивала легкие тяжелым удушливым туманом. Вдруг раздался резкий скрежет.

Что-то металлическое заскрежетало о спинку сиденья Дермода, резкий толчок отбросил его назад и одновременно огненный всплеск стеганул по щеке. Дермод едва успел отупевшим мозгом зарегистрировать вид огромной зияющей дыры в борту. Вездеход затрясся, коробка передач рассыпалась, и машина встала как вкопанная.

Девис начал дергать ручку дверцы и что-то орать от страха. Дермод крикнул, чтобы он сидел на месте, но из-за грохота не услышал собственного голоса, поэтому он схватил сержанта за плечо. Но в этот момент тот уже распахнул дверцу. Разрывная пуля попала прямо в переносицу сержанта, превращая голову в кровавое месиво и разбрызгивая мозг по кабине. Дермод перегнулся через обмякшее тело солдата и захлопнул дверцу.

Внутри кабины стало жарко, и это несмотря на то, что поток прохладного воздуха врывался через дыру в обшивке. Дермод почувствовал, как жжет ступни пол, начавший раскаляться, через лопнувшие швы в днище начало пробиваться пламя. Он должен был немедленно выбираться отсюда, рискуя нарваться на пулю, иначе имеет шанс сгореть здесь живьем. Чисто автоматически его рука начала дергать за ручку дверцы. В какой-то момент сердце его замерло — дверца не поддавалась, но потом что-то щелкнуло, и он кубарем выкатился на землю, пытаясь отползти как можно дальше от горящей машины.

Через мгновение взорвались баки с горючим, и вездеход с грохотом взлетел на воздух.

Когда он отполз на безопасное расстояние от жарких языков пламени, до него донесся новый звук: рев двух тысяч винтовок, которые почти одновременно начали свою работу. Он лежал без движения до тех пор, пока выстрелы не затихли, и только тогда медленно перевернулся на спину и осторожно сел.

Мяукающие звуки, которые не могли издавать человеческие глотки, еще долго звучали в наступившей тишине.

Тела гусениц всей колонны лежали, словно кучи бесформенных мешков, из которых вытекала светло-розовая краска — кровь келгиан имела невероятно пастельный оттенок по сравнению с человеческой кровью. Их окружила возбужденная группка его солдат. «Нужно приказать похоронить всех погибших — и своих, и келгиан, — подумал Дермод. — Затем нужно будет заняться транспортом врага — машины необходимо будет переоборудовать для нужд его солдат. И, наконец, самое важное — научить солдат пользоваться оружием келгиан. И все это необходимо делать в строжайшей тайне — стража не должна узнать, что здесь происходило!»

Одновременно он ощутил отвращение к содеянному. Он мечтал только о том, чтобы как можно быстрее уйти отсюда и не видеть головы сержанта. Он хотел вернуться на базу, окружить себя книжками и картами и углубиться в теоретические проблемы войны, так как ее практическая сторона оказалась менее привлекательной, нежели он мог подумать. Однако нужно все же выполнять свои обязанности, сказал он себе, поднимаясь на ноги и удаляясь от горящей машины — он должен выиграть эту войну!

Победители из второго батальона замаршировали на базу, куда через несколько дней вернулись и другие подразделения. Теперь Дермод приказал солдатам надеть их старые серо-бронзовые мундиры вместо новой амуниции — в любой день ожидали приезда психолога стражи, и Дермод не хотел, чтобы тот заметил что-либо необычное.

У стражников был острый ум и наметанный глаз. К тому же происходило так много необычного, что Дермод боялся, как бы что не упустить из виду, что могло бы возбудить интерес психолога.

Но то, чего он боялся, — случилось. Психолог заметил что-то необычное, что-то весьма странное в лагере землян. Он ворвался красный от гнева в штабной кабинет, где находились генерал, полковник Симонс из службы тыла и Дермод. Из слов стражника Дермод понял, что тот как раз заканчивал читать лекцию солдатам, как обычно втолковывая глупости о своей благотворительной организации, которая одновременно является проводником идеи о максимальной свободе личности, что проявляется в позволении им воевать, если они в самом деле хотят этого. Но вместе с тем стража испытывает ужасную озабоченность при мысли о том, что так много холодных людей, не протестуя, идут на смерть. Долго и подробно, как только умеет делать психолог стражи, он размышлял вслух о видах смерти, которые могут настичь их, если они будут упираться в своем безумии. Он взывал к их разуму, чтобы они предприняли трезвые шаги и весело жили, вместо того чтобы умирать в муках.