Проект "Вавилон" - [67]

Он задавал себе одни и тот же вопрос: как часто Организация Объединенных Наций в Женеве выкупает отели, чтобы поддерживать исследования эпидемии бешенства в южной Франции…

И еще он спрашивал себя, как часто важные промышленники из Парижа бывают заинтересованы в том, чтобы те же самые исследования были прекращены.

Очевидно, речь шла не просто о паре мертвых лис, пусть даже его помощник был удовлетворен таким объяснением.

Но, с другой стороны, он никогда не мог найти общий язык с Левазье. Может быть, как профессионал он был и хорош, но не имел ни малейшего представления ни о политике, ни об экономике. Он даже не хотел ничего слышать о туризме. Наоборот: лесничий планировал устроить здесь заповедник, и все из-за пары проклятых баранов и какой-то редкой меч-травы, или что там у него было?

Нет, там было что-то другое. Что пахло большим делом. Может быть, там нашли труп, и теперь Интерпол вступил в игру? Или старый бункер с останками какого-нибудь видного военного деятеля? А вдруг там раскрыли шпиона или что-то в этом роде? Или — еще хуже — это имеет отношение к нелегальному захоронению радиоактивных отходов?

В любом случае это должно быть настоящей сенсацией, раз уж в Париже этим так интересуются.

Дидье Фавель прокручивал эту ситуацию снова и снова. Нет, глупым он не был. Иначе бы он никогда не получил этот пост и не достиг бы таких успехов. Он взвешивал положение и свои возможности. По большому счету, он даже был благодарен Люку, потому что продажа отеля сделала очевидными масштабы этого предприятия. Оставалось только проверить, сможет ли он с этим справиться.

Дидье Фавель отдавал себе отчет в том, что за ним наблюдают из Парижа. За ним был один должок, и необходимо отдать его Парижу и самому себе для восстановления душевного спокойствия.

Мэр вернулся к своему столу, сел в кресло, взял телефонную трубку и набрал номер мобильного.

— Это Дидье. Привет… Да это я… Да, знаю, мы давно не разговаривали… Послушай, мне нужна твоя помощь. Нет, по телефону не могу сказать. Это очень важное дело. И лучше прямо сегодня вечером… Ну хорошо, тогда завтра. В пять. У тебя? Согласен. До скорого.

Глава 15

10 мая, отель «Де ля Гранж», Сен-Пьер-дю-Буа.

Питер встал уже в шесть утра, чтобы позавтракать в Зеленом зале в полном одиночестве. Ему нужно было спокойно поразмыслить, что в присутствии Патрика удавалось далеко не всегда. Молодой инженер был определенно талантлив и уверен в себе. Но зачастую он принимал опрометчивые решения. А еще его невежество в области истории и абсолютное неуважение к вопросам веры иногда просто действовали на нервы профессору.

Питер привык наблюдать, собирать всю информацию, какой бы мелкой и неважной она ни казалась, и складывать ее, словно маленькие блестящие жемчужины в большую шкатулку с остальными драгоценностями. Время от времени он доставал эти крупицы, внимательно рассматривал их с разных сторон и снова убирал назад. Иногда он просто встряхивал эту коробочку, и, если звезды были на его стороне, эти частички сами собой выстраивались в осмысленные рисунки, обнажая свои настоящие взаимосвязи. Питер посвящал много времени комбинации порой не стыкующихся вещей и анализу получившихся результатов. Но для этого ему нужен был полный покой; чтобы никто не говорил двадцать четыре часа в сутки и не ставил под сомнение целесообразность такого времяпрепровождения.

За последние дни и филолог Штефани хорошо влилась в их коллектив. Как профессионал она не раз доказывала свою высокую квалификацию, внося тем самым неоценимый вклад в их общее дело. Она была довольно сдержанной, но, несмотря на это, оказывала возбуждающее влияние на Питера, которое он до сих пор не смог для себя как-то определить.

Возможно, причина крылась в том, что она была еще довольно молода и привлекательна. Конечно, не принимать это во внимание при оценке ее профессиональных качеств было совсем непросто. А Патрик, кажется, даже и не пытался. Для других людей, работающих в команде с ней, это, вероятно, могло бы стать причиной зависти или нездорового соперничества. Но Питер был вне игры по причине своего возраста. Он уважал Штефани исключительно как профессионала, наслаждаясь при этом ее красотой, подобно любителю искусства, наслаждающемуся подлинным Ренуаром. Ему даже ни разу не пришла в голову мысль продемонстрировать ей свое личное отношение.

Но все же было в Штефани что-то, выходящее за рамки классической красоты, и это мешало Питеру. Дело было не в какой-то определенной черте, скорее наоборот — в сумме мелких деталей. Иногда, например, у Питера возникало чувство, что она знает намного больше, чем говорит. Время от времени он ловил на себе ее пристальный взгляд, похожий на взгляд строгого учителя. С обоими исследователями она вела себя безукоризненно — так, словно всю свою жизнь проработала с ними. А еще, кажется, она хорошо отдавала себе отчет в том, какое влияние оказывает на своих коллег.

И при всем этом держалась совершенно суверенно. Да, это очень точное определение. И именно благодаря такой независимости ее красота выделялась на фоне явной женской привлекательности. В ее глазах была какая-то необычная зрелость, словно за свою недолгую жизнь ей пришлось пережить счастье и беды, ужас и чудо, и теперь она была выше всего этого. Правда, это длилось всего несколько секунд, зато потом профессор чувствовал себя как бы меньше в ее присутствии. У Питера постоянно было такое странное чувство, словно все, что происходит, происходит с ее позволения.