Проект «Украина». Крым в годы смуты, 1917–1921 гг. - [123]

Вторую группу заставили стащить туда остальных расстрелянных товарищей и закопать могилу.

После этого заставили их вырыть новую могилу для себя. Затем расстреляли новым залпом вторую группу, заставив третью делать то же, что и вторую и т. д. На другой день из казармы была уведена новая партия офицеров, и с ней повторилось то же самое. Таким образом, через короткое время исчезли все арестованные офицеры из казармы. В общем их было свыше тысячи. Расстреливали не только в саду Крымтаева, но и в других местах, например, за вокзалом».

Родственники и друзья вначале шли вместе с колоннами, гонимыми на расстрел, но возле имения «Салгирка» конвойные запрещали им следовать далее. Из двух татар-сторожей, ставших свидетелями казней, один сошел с ума⁷⁵⁶.

Массовые экзекуции проходили по всему Крыму. Истребляли в тюрьмах, чаще – вывозили сотнями за черту города (в Феодосии это мыс Св. Ильи, «Чумка» близ Карантина, места у Лысой горы; в Судаке – гора Алчак; в Ялте – усадьба казненного нотариуса А. Ф. Фролова-Багреева – «Багреевка», в Севастополе – Максимова дача) и там расстреливали или топили в море.

«Но что особенно обращает на себя в этих расстрелах, – пишет М. Х. Султан-Галиев, – так это то, что расстрелы проводились не в одиночку, а целыми партиями, по нескольку десятков человек вместе. Расстреливаемых раздевали донага и выстраивали перед вооруженными отрядами. Указывают, что при такой «системе» расстрелов некоторым из осужденных удавалось бежать в горы. Ясно, что появление их в голом виде почти в сумасшедшем состоянии в деревнях производило самое отрицательное впечатление на крестьян. Они их прятали у себя, кормили и направляли дальше в горы. Насколько это соответствует действительности, трудно сказать, но так утверждают почти все Центральные и местные работники»⁷⁵⁷.

Не следует думать, что жертвами стали только деникинские, врангелевские военные и чиновники. Достаточно было «не рабоче-крестьянского» происхождения, прежней службы в царской армии, в любых небольшевистских вооруженных силах. Упомянутый Евдокимов удостоился ордена Красного Знамени и был награжден им в соответствии с рекомендацией Фрунзе, без публичного об этом объявления за то, что «во время разгрома армии ген. Врангеля в Крыму… с экспедицией очистил Крымский полуостров от оставшихся там для подполья белых офицеров и контрразведчиков, изъяв (! – Авт.) до 30 губернаторов,

50 генералов, более 300 полковников, столько же контрразведчиков и в общем до 12 000 белого элемента, чем предупредил возможность появления в Крыму белых банд»⁷⁵⁸.

Среди лишенных жизни во время террора в Крыму встречаются адвокаты, артисты театра, банкиры, беженцы, дворяне, инженеры, интенданты, казаки, крестьяне, купцы, лесники, матросы, писари, помещики, прислуга, предприниматели, рабочие, бывшие сановники, солдаты, священнослужители, служащие, студенты, торговцы, учителя, чиновники военные и гражданские, юристы, бывшие полицейские, пограничники, стражники, судебные следователи, тюремные надзиратели, представители самых разных национальностей.

Юрист Л. М. Абраменко, опубликовавший выявленные (далеко не полные) списки репрессированных и расстрелянных, приводит данные о терроре в отношении членов семьи и «пособников» контрреволюционеров; лиц, сочувствующих белому движению; бойцов и командиров Красной армии, мобилизованных и служивших когда-то в Белой армии, но задолго до Перекопско-Чонгарской операции перешедших на сторону красных; расстрелах махновцев, которых зачастую уничтожали без всякого документирования; медицинских работников, сестер милосердия и служащих обществ Красного Креста; раненых бойцов Русской армии, находившихся на излечении в госпиталях, включая инвалидов, пленных (с 24 ноября 1920 года только в Симферопольском регионе расстреляно более 1700 пленных); рабочих и служащих на строительстве железнодорожной ветки Сюрень – Бешуйские угольные копи; о заключенных в концентрационные лагеря и расстрелянных женщинах за содействие в укрывательстве офицеров; о репрессированных возвращенцах, ранее служивших в белых войсках, но решивших в 1921 году вернуться в Крым из-за границы.

В числе погибших – министры второго Крымского Краевого правительства А. А. Стевен, за которого пытался безрезультатно ходатайствовать ректор Таврического университета В. И. Вернадский, и А. П. Барт; редактор «Таврических Губернских Ведомостей» Н. П. Чоглаков; соредактор либеральных «Южных Ведомостей», подвергающийся репрессиям при белах, А. П. Лурье; общественный деятель караим А. Я. Хаджи; бывший командир 1-го Крымского мусульманского полка «Уриет» («Свобода») Дж. Аблаев; полупарализованная княгиня Н. А. Барятинская, статс-дама двора Императора Александра III, 1847 года рождения, вместе беременной дочерью и зятем И. С. Мальцовым, внесшим немалый вклад в создание Симеизского курорта⁷⁵⁹; поэт, художник и искусствовед В. С. Бабаджан; протоиерей Андрей Косовский, настоятель Екатерининской церкви в Феодосии (несмотря на 275 подписей прихожан и 112 ходатаев-крестьян⁷⁶⁰) и многие, многие другие.

Менее, чем о самом терроре, известно о проявлениях недовольства и противодействия, которые вызвала эта чудовищная акция. Открытое возмущение происходящим могло стоить жизни. Так, 5 января 1921 года в Евпатории «за публичное осуждение репрессий» был расстрелян священник В. И. Сластовников, 1849 года рождения. Преданными казни могли быть и ходатаи за арестованных. Это, в частности, случилось с членами церковного совета В. Х. и С. К. Канаки, вступившимися за арестованного в Бахчисарайской округе священника И. Л. Спано. Несмотря на значительное число подписей в их защиту, собранных на деревенских сходах, все трое были расстреляны