Проект «Справедливость» - [3]

Звуки за моей спиной нарастали, треск усилился. Деревяшка с замком вот-вот падет, открыв меня пулям. Остались две двери.

Я бросился к той, которая ведет на кухню. Рывок ручки… и разочарование. Мое волнение и беспокойство за собственную жизнь многократно умножились. Дверь на кухню открыла мне кухню.

Человек, не осведомленный о Лиме, обязательно бы сказал: «Ну что городит этот чудик? Почему дверь на кухню разочаровывает его? Он на самом деле ожидает, что она приведет его в какое-то другое место?.. У него вообще все дома?»

На этот резонный вообще-то вопрос отвечу так. Дома у меня никого нет, живу один. С тех пор, как получил работу курьера, ушел из маминой квартиры и снимаю жилье. Что касается двери, то да, ожидаю. Даже всем сердцем надеюсь, что она приведет меня в другое место. Все дело тут в медальоне. Он должен в этом помочь, но, к сожалению, мой ранг среди сотрудников фирмы невысок и медальон первого уровня не может дать стопроцентной гарантии. Примерно один случай из четырех — вот мой предел. Нужно открыть в среднем четыре двери, чтобы наконец попасть туда, куда собираюсь. Мой худший результат — девять дверей, а лучший — две. Но вернемся в квартиру с застреленным старичком и убийцами, рвущимися по мою душу.

После очередного удара я услышал резкий, пронзительный треск. Этот треск говорил о том, что еще один такой рывок — и между мной и стрелком останется лишь стена пыли. А стена пыли — это такая преграда, через которую очень легко проходят пули.

Я быстро оглянулся назад: замок едва держался. Взгляд невольно упал на старичка: он сидел, привалившись к стене. Если не обращать внимания на красное пятно, то может показаться, что хозяин квартиры отдыхает. Будь у меня больше времени, я поразмышлял бы о том, сколько раз этот старичок сидел вот так, опираясь на стену каюты или поручень, прислушиваясь к залпам орудий, шуму волн или просто мечтая о мирной жизни. Его мирная жизнь сложилась, пожалуй. Он стал известным специалистом по предметам искусства. Жил в тишине и покое много лет, но умер, подражая собственной молодости, солдатом.

Рука легла на ручку двери, ведущую в ванную. Дверь была белая, немного поцарапанная, на ней висела коричневая металлическая гравюра с изображением писающего мальчика. Такие, наверное, раньше были в моде. Очень давно.

Сзади раздался резко оборвавшийся треск. Все, входной двери пришел конец. Я вцепился в рукоятку и потащил ее к себе. Сразу же увидел что-то темно-красное. Неужели плитка в ванной? Тогда конец и мне. Эту дверь можно попробовать закрыть и еще раз открыть, но это резко снижает шансы: если нужно быстро попасть в город, то следует искать еще одну дверь. Но где ее возьмешь? Я уже перепробовал три, все, что были.

Мне показалось, дверь открывается слишком медленно. Чувства обострились. Помню, как однажды упал со второго этажа: тот полет тоже был для меня как вечность.

Дверь распахнулась, и я сделал шаг, затаив дыхание. Нет, это не ванная. Получилось! За моей спиной все еще слышался шум, но я даже не обернулся. Здесь безопасно. Никто не посмеет оскорбить Цензора.

Я привалился спиной к стене. Стена была теплая и даже казалась слегка мягкой, хотя вроде бы сложена из кирпичей. По лицу потек пот. Надо же, открыл всего три двери, а так устал.

Не нужно оглядываться, чтобы узнать, где я нахожусь. Помещение давно знакомо. Представьте себе сложенную из красного кирпича квадратную комнату примерно пять на пять метров. У нее нет ни окон, ни дверей, пол и потолок тоже кирпичные. Казалось бы, переверни эту комнату, поставь на ребро или вверх тормашками — и ничего не изменится. Однако на стенах горят длинные белые свечи в темных подсвечниках, будто указывая на правильное расположение. Дескать, стены — вот они. Откуда берется воздух или кислород для огня, я не знаю: в комнате нет никаких видимых щелей. Зато посередине пола стоит деревянный стул с черной, высокой и наверняка очень неудобной спинкой. На стуле сидит человек. Это Цензор.

Здесь следует сделать небольшое отступление. Я буду использовать знакомые и простые слова, чтобы не усложнять рассказ. Например, когда говорю, что Цензор — человек, подразумеваю лишь, что он похож на человека. Толстый и короткий, с мясистым носом-картошкой, на макушке — пролысина. Одет в нечто вроде белой древнеримской тоги с золотой каймой. Цензор сидит и смотрит очень серьезно, будто готовится выступать перед Сенатом. Однако я очень сомневаюсь, что он — человек. Дело не только в том, что Цензор умудряется жить в комнате без входа и выхода, но также и в том, что его невозможно увидеть со спины. Если идти вокруг стула, то всегда будет казаться, что Цензор обращен к тебе лицом. Это не зависит от того, сколько людей в комнате: он будет обращен лицом к каждому.

— Рад снова видеть тебя, Глеб, — тихим голосом произнес свою обычную фразу Цензор.

— А уж как я рад! — откликнулся я вполне искренне. — Меня же чуть не подстрелили. Было всего три двери, а я умудрился правильно открыть лишь последнюю. Несколько секунд задержки — и все. А старика, хозяина квартиры, убили. Вот мерзавцы! Он наверняка столько раз стоял лицом к лицу с настоящими врагами, победил в войне, а его застрелил какой-то уголовник.