Проект «Мегаполис» - [19]

На горизонте уже маячил один из баронов платных московских туалетов Олег Кожухов. Вот где были и деньги и перспектива. От него, правда, попахивало общественной канализацией, но это временное неудобство скоро затмил другой запах — старинной мебели и антиквариата. Молодой круглотелый коммерсант вовремя сменил свое сортирное амплуа, вложив весь заработанный капитал в немеркнущие шедевры прошлого. Туалетный барон угадал (не без подсказки Полины): это оказалось самым прибыльным и устойчивым делом, надежным в любом обществе. Не учел он лишь одного. Аппетиты Полины были гораздо шире его собственных. А роль верной и покорной спутницы жизни ее мало устраивала. Ей грезился весь мир, лежавший у ее ног, мир безраздельной любви и бесконечного коварства, подобный карнавалу в Венеции, где можно менять, маски и оставаться неузнанной.

Полина вновь набрала номер телефона Сергея, и на этот раз ей ответили. Голос звучал как-то излишне бодро, словно человек ерничал:

— Пока нет. Ждем-с. Что ему передать, милая барышня?

— Ничего, — холодно ответила Полина и повесила трубку.

Ей показалось, что говоривший с ней и есть сам Сергей. Но если он такой притворщик, то с ним вообще трудно иметь какое-либо дело. И все же она решила позвонить попозже еще раз, последний. Ей не хотелось так легко упускать добычу.

Прожарившись на солнце часа два, Сергей Днищев распрощался с другом-фотографом и его питоном, но заработанную долю брать не стал; наоборот, сунул Гене пятьдесят долларов — за удостоверение. Сам же поехал к родителям на Якиманку, набрав по дороге всяческих фруктов и овощей в целлофановые пакеты. Пенсия у стариков была настолько символической, что ее не хватило бы даже на прокорм кошки и собаки. Но и отец и мать рассуждали одинаково: пусть плохо, главное, чтобы не было войны.

— Нет уж, пусть лучше война, чем такая скотская жизнь, — убеждал их Сергей. — Ведь народ гниет и пухнет, а просвета нет. Сколько же можно терпеть?

— Сколько нужно, столько и будем терпеть, — отвечал отец, а мама согласно кивала головой, хотя оба ненавидели пробравшихся на Олимп власти воров и негодяев. Но по древней, въевшейся в кровь и плоть русского человека привычке они считали, что любая власть — от Бога, какому народу в радость, а какому — в наказание за грехи его. А может быть, они просто испытывали гнет беспощадной старости, когда тишина и покой прельстительнее всех земных благ. Но Сергей был молод и полон сил и не хотел смириться с участью жертвенного козла, ведомого на убой. Еще хватит сноровки боднуть кого-нибудь напоследок рогами. Так он думал, когда возвращался от родителей назад, в квартиру своего «каирского» друга.

Было около семи часов вечера. Продолжая свой мысленный разговор и спор с родителями, Сергей так увлекся, что не уследил, как возле него, на подходе к дому, возникли три фигуры, одна из которых имела копну курчавых волос.

— Привет! — недовольно буркнул он Мишке-валютчику и сделал резкий рывок в сторону, но оказался очень аккуратно прижатым к кирпичной стене.

Троица была неплохо вооружена. Мишка держал в руке литровую бутылку из толстого стекла, у одного из его напарников был свинцовый кастет, у другого — короткий железный прут. В глазах было мало умиления.

— С тебя теперь не сто, а двести долларов, — промолвил Михаил, играя желваками скул.

— Так ведь если я отдам, все равно же бить будете? — усмехнулся Сергей.

— Будем, — пообещал «кастет». — Но не так сильно. Ты как желаешь: с проломом черепа или нет? Нос-то у тебя, гляжу, уже свихнут.

— Лучше с проломом, — подумав, отозвался Сергей. — Больше пенсия пойдет.

— Сначала деньги, — грозно потребовал третий. — Потом будешь выкобениваться.

— Ладно, — согласился Сергей. — Они у меня в ботинке.

Он нагнулся, присев на одно колено и подставив свою несчастную голову под ожидаемый удар. Но, ковыряясь в шнурках, он принял низкий старт и тотчас же распрямился, нырнув в просвет между троицей. Рывок на длинную дистанцию был хорош, Сергей сразу же оторвался от преследователей метров на десять, мчась к троллейбусной остановке наперерез, через палисадник. Мимо головы просвистела бутылка, и он услышал Мишкин крик:

— Наискось бери! Отсекай!

Троллейбус уже тронулся, и Сергей успел лишь ухватиться за задник перильца. Но это ему только и было нужно. Обернувшись, он глядел, как по тротуару бежала вся троица, растянувшись в цепочку. Потом он посмотрел через стекло в салон и чуть не свалился: возле компостера стояла она, та самая девушка, Света, и лицо ее выражало такую гамму самых разнообразных чувств, что Сергей посчитал за благо самому спрыгнуть на землю. Его как нельзя кстати устраивало то, что преследователи бежали с большим интервалом. Успев помахать девушке рукой, он встретил первого, с кастетом, коротким ударом в челюсть. Потом ринулся навстречу второму и сбил его с ног, увернувшись от прута. Третий, Мишка, не дожидаясь своей участи, повернул назад и заработал ногами еще быстрее. Но Сергей и не думал гнаться за ним.

— Жаль, — сказал он сам себе. — Она вновь от меня ускользнула.

Чуть отдышавшись, он неторопливо пошел к своему дому. Вызвал в подъезде лифт, поднялся на восьмой этаж. Из соседней квартиры вышла молодая женщина с мусорным ведром.