Проект "Ковчег". Зима 41-го. - [25]

— А я и не отрываюсь. Просто о чем мне с ними говорить, я же здесь ничего не знаю. В отряд самообороны мне вступать запретили, да и у меня своя служба. Вот и получается, что я там как бы лишний.

— Ничего. Еще найдете, на чем сойтись. С ровесниками тебе все равно общаться надо. А то вон кроме своих вертолетов и не знаешь ничего.

— Когда мне с ними общаться?

— Найдешь время. Сейчас распорядок свой выработаешь, и будет время свободное. В Кубинке тебе каждый день бывать не обязательно. Там большую часть на себя Максимов с Никифоровым возьмут. Тебя касается только то, что связано с летной подготовкой. Все остальное вали на них. Если необходимо будет привлечь еще кого-то для обучения, то это к Максимову, у него есть все полномочия.

— Ясно.

— Ну, раз ясно, давай разбегаться.

Волков ушел. А Сашка, доделав уроки, уставший завалился спать. Утром, сразу после школы, вызвонил машину и сейчас подъезжал к Кубинке. Сегодня должны были прибыть первые курсанты. Интересно уже приехали или нет.

Никифоров был у Максимова. Сашка, постучавшись, зашел в кабинет. Майор разговаривал по телефону, хриплым голосом с кем-то ругаясь. Никифоров сидел за соседним столом и копался в каких-то бумагах. Чтобы не мешать телефонному разговору, Александр молча, с вопросительным взглядом кивнул на начальство. Петр только пожал плечами.

— Что-то там с курсантами не то. Толи задерживаются, толи кого-то не того прислали, не понял я, сам только зашел, — прошептал Никифоров.

Не успел майор закончить разговор, как в кабинет ворвался взъерошенный старшина:

— Товарищ майор, там эти, как их, курсанты прибыли, — и каким-то обреченным взглядом оглядел присутствующих. Максимов зло и витиевато выматерился.

— Ну, раз прибыли, пойдемте смотреть! — и, накинув шинель и нахлобучив шапку, выскочил из помещения. Друзья непонимающе переглянулись, и поспешили вслед за начальником. Выйдя на крыльцо барака, парни встали как вкопанные рядом с раскачивающимся с пятки на носок майором.

— Петь, — жалобным голосом произнес Сашка, — скажи мне, что я сплю и это все сон?

В ответ он услышал только еще более забористую, чем до этого у майора брань.

[i] В декабре 1941 года в эвакуации в Билимбае от дифтерита умер маленький сын Миля.

[ii] ППД — пункт постоянной дислокации. Охраняемый участок местности, оборудованный стационарными зданиями и сооружениями, предназначенными для размещения личного состава частей (подразделений), органов управления ими, а также для организации и выполнения мероприятий по обеспечению их боевой и повседневной деятельности.

VI

Грусть от прощания тяжестью давила на сердце. Лида там, на улице, старалась не показывать виду, чтобы не расстроить родителей, но как только скрылась за дверью райкома, с глухим хлопком отрезавшей ее от старой беззаботной жизни, слезы сами собой навернулись на глаза. Украдкой она смахнула их рукавом шинели. Ей стало стыдно за свою мимолетную слабость. Лида тихонько огляделась, не заметил ли кто ее слез. Нет, окружающим было совершенно не до нее, все спешили по своим делам, не обращая внимания на Лиду, отчего ей стало еще обидней. Усилием воли она подавила жалость к себе и, гордо подняв голову, пошла вслед за девушками.

Их завели в ленинскую комнату, куда буквально через несколько минут ворвался второй секретарь райкома. Он усталым, осипшим голосом привычно и бездушно отбарабанил напутственное слово с пожеланиями не посрамить Тамбов в боях с немецкими захватчиками, пожал им руки и ушел. А про них, казалось, все забыли. Время шло, девушки, перезнакомившись, всухомятку, общим столом поужинали, тем, что собрали им с собой мамы. С Наташей Ганжой, учившейся в соседней школе, Лида уже была знакома раньше, пересекались по комсомольской линии. Когда-то смешливая хохотушка, сейчас Наташа была совсем не похожа на себя. Серьезный, печальный взгляд серых глаз из-под сведенных бровей, осунувшееся лицо, в темных волосах, заплетенных в косу, виднелись серебряные нити седины. Война застала ее на Украине в гостях у родственников. Пока Наташа добиралась до дома, насмотрелась всякого и, вернувшись, уже не могла оставаться в тылу, сразу же отправившись в военкомат. Что с ней произошло в дороге, Наташа рассказать отказалась, сказав, что война намного страшнее и подлей, чем она думала. В ответ получила понимающий взгляд Иды и жалостливые Тони с Лидой. Она рассказала, как долго просилась на фронт, обивала пороги военкомата, требовала, ругалась, пока военком, видимо уставший от настырной девушки, не пошел ей на встречу.

Ида Весельская и Тоня Селина были с другого района. Тоня жила в Пушкарской слободе, с мамой, папой двумя братьями и тремя сестрами младше нее. Невысокая, полненькая болтушка с непослушными рыжими кудряшками и зеленоватыми глазами, весело смотрящими на мир, разговаривала она быстро, выстреливая словами, как из пулемета. В конце каждой фразы, она резко замолкала и, наклонив голову, вглядывалась в лицо собеседницам, как будто пытаясь рассмотреть, поняли ее или нет, а потом выстреливала новой очередью. Выглядело это так забавно, что разговаривать с Тоней без улыбки было невозможно. У Тони единственной не было никакой печальной истории толкнувшей ее уйти на фронт. Просто она посчитала, что это правильно, и ее долг комсомолки сейчас быть там, где сражается советский народ.