Проделки на Кавказе - [2]

Жандармы бросились к книгопродавцам и успели изъ­ять 906 экземпляров из 1200. Остальные, к великому сожа­лению царских чиновников, успели разойтись.

Министр народного просвещения С. С. Уваров потребо­вал от графа С. Г. Строганова прислать для объяснения в Петербург профессора Московского университета Н. И. Кры­лова, который был цензором этой книги и пропустил ее в свет. Было предписано привезти профессора под конвоем жандармов, что само по себе было глубоким унижением личного достоинства.

А. И. Герцен в дневнике за 8 августа 1844 года записал по этому поводу: «...Корш рассказывал, что по делу о книжке «Кавказские проделки» граф Строганов получил бумагу от графа Орлова с повелением прислать Крылова с жандармом в Петербург. Строганов, не показывая Крыло­ву предписания, отвечал графу Орлову, что у него (у Кры­лова) жена больна и что он не может исполнить этого предписания — буде же государь прикажет, готов выйти в отставку. Позволили Крылову приехать без жандармов! Что за нерусская черта! Честь и хвала графу»².

Замечательный русский хирург Н. И. Пирогов, близко знавший профессора Н. И. Крылова, в «Дневнике старого врача» вспоминал: Крылов явился к Л. В. Дубельту и уже

¹ Цит. по кн. Добровольский Л. М. Запрещенная книга в России (1825—1904 гг.). М., Изд-во Всесоюзной книжной палаты, 1962, с. 40— 41

² Герцен А. И, Собрание сочинений, Том 2. М., ИздзоАНСССР, 1954, с. 371.

с ним отправился к шефу жандармов А. Ф. Орлову. «Время было сырое, холодное, мрачное. Проезжая по Исаакиевской площади, мимо монумента Петра Великого, Дубельт, заку­тавшись в шинель и прижавшись к углу коляски, как будто про себя говорит:

— Вот бы кого надо было высечь, это Петра Великого, за его глупую выходку: Петербург построить на болоте!

Крылов слушает и думает про себя: «Понимаю, пони­маю, любезный, не надуешь нашего брата, ничего не от­вечу!» И еще не раз пробовал Дубельт по дороге возоб­новить разговор, но Крылов оставался нем, яко рыба.

Приезжают, наконец, к Орлову. Прием очень любез­ный. Дубельт, повертевшись несколько, оставляет Крылова с Глазу на глаз с Орловым.

— Извините, г. Крылов,— говорит шеф жандармов,— что мы вас побеспокоили почти понапрасну. Садитесь, сде­лайте одолжение, поговорим.

— А я,— повествовал нам Крылов,—стою ни жив, ни мертв, и думаю себе, что тут делать: не сесть — нельзя, коли приглашает; а сядь у шефа жандармов, так, пожалуй, и высечен будешь. Наконец, делать нечего. Орлов снова приглашает и указывает на стоящее возле него кресло. Вот я,— рассказывал Крылов,— потихоньку и осторожно сажусь себе на самый краешек кресла. Вся душа ушла в пятки. Вот, вот, так и жду, что у меня под сиденьем по­душка опустится и —известно что... И Орлов, верно, заме­тил, слегка улыбается и уверяет, что я могу быть совер­шенно спокоен, что в цензурном промахе виноват не я.

Что уж он мне там говорил, я от страха и трепета за­был. Слава богу, однако же, дело тем и кончилось. Черт с ним, с цензорством! — это не жизнь, а ад»¹.

М. Лемке в книге «Николаевские жандармы и литера­тура 1826—1855 годов», выпущенной в 1908 году, так ком­ментировал этот отрывок из воспоминаний Н. И. Пирогова: «Если принять во внимание профессорское звание Крылова, бывшего к тому же деканом, то рассказ этот, несомненно, прекрасно иллюстрирует тот ужас, какой наводило на цен­зоров III отделение, терроризировавшее их до полного иногда отупения.

По высочайшему повелению Крылов был отставлен от должности цензора и арестован при университете на восемь суток».

¹ Пирогов Н. И. Севастопольские письма и воспоминания, М., Изд-во АН СССР, 1950, с. 417—418.

А между тем публикация отрывков из этой книги про­должалась. Случилось гак, что известный литературный критик и цензор А. В. Никитенко не только позволил на­печатать в июньской книжке 1844 года журнала «Отечест­венные записки» отрывки из опального романа, но пропу­стил и статью на нее, очень похвальную.

Но дадим слово самому А. В. Никитенко. В своем «Днев­нике» он писал: «Я ничего не знал ни об этой мере (изъя­тии книги из продажи —С. Б.), ни о самой книге. Между тем мне прислали на рассмотрение разбор ее для июнь­ской книжки «Отечественных записок». В разборе помещено и несколько выдержек из нее. Выдержки показались мне «подозрительными и неблагонадежными», говоря цензур­ным языком. Но делать было нечего: надо было пропу­стить то, что уже не раз было пропущено цензурою.

2 июня Владиславлев велел мне передать, что статьяв«Отечественных записках» производит шум и, чего добро­го, наделает беды. Я поспешил к нему и тут только узнал, что «Проделки на Кавказе» запрещены цензурою и что, следовательно, о них ничего нельзя говорить, а еще меньше можно перепечатывать из них отрывки.

Но дело уже было сделано. Однако я сказал Краевскому, чтобы он уничтожил статью в еще не разосланных эк­земплярах»¹.

Ты не замечаешь, читатель, удивительных совпадений в счастливой судьбе этой книги? Сначала один цензор не замечает крамольного ее содержания, затем другой делает вид, что не слышал об ее запрещении и дает добро на публикацию похвальной статьи и отрывков из книги в сто­личном журнале.