Продавшие социализм: Теневая экономика в СССР - [87]

Другой прием, получивший особо широкое распространение в западной пропаганде, состоялся в распространении представлений о руководителях ГКЧП как о бездарях и трусах. Однако, несмотря на то, что в ходе событий августа 1991 года с их стороны было допущено множество ошибок, у всех них были, несомненно, исключительно богатые и часто драматичные политические биографии, не дающие никаких оснований воспринимать их как людей слабохарактерных, слабонервных или глупых. Многим из них не раз приходилось прибегать, к тому же не без успеха, к применению военной силы.

По Дэнлопу, это были «люди серьезные, имеющие вполне ясные и не терпящие компромиссов намерения». К примеру, Крючков, работал под руководством Андропова в советском посольстве в Венгрии в 1956 году и имел непосредственный опыт подавления контрреволюции. Кроме того, как это документально доказано в книге Эми Найт, сама идея введения военного положения принадлежала не только членам ГКЧП. В продолжение всего 1991 года, предшествующего событиям августа, сам Горбачев несколько раз говорил о варианте введения военного положения. Кроме того, идеи, выдвигающиеся Комитетом, пользовались исключительно широкой поддержкой среди советского общества тех дней.

Это подтверждают и такие ведущие специалисты США по вопросам «путча», как тот же, не раз упомянутый нами, автор книги «Возрождение России и конец Советской империи» Джон Дэнлоп. По его данным, даже члены окружения Ельцина считали, что, по крайней мере, 70 % всех местных кадров управления самой Российской Федерации, независимо от того, являлись они коммунистами или нет, на деле были против него. Две трети общего числа райкомов партии открыто заявили о поддержке ГКЧП, а оставшиеся предпочли занять выжидательную позицию — «поживем-увидим». Действительно отрицательное отношение к Комитету было замечено лишь в трех прибалтийских республиках, в Молдове и Киргизстане. Результаты опросов общественного мнения, проведенных Академией общественных наук при ЦК КПСС за неделю до 19 августа, показывали, что огромное большинство людей выступали за сохранение СССР и государственного контроля над экономикой.

* * *

На таком общем фоне событий весьма показательное значение приобретают появившиеся доказательства того, что и сам Горбачев далеко не был таким «неосведомленным» об их подготовке и проведении, каким его представляют или сам он старался себя представить впоследствии. По свидетельствам Анатолия Лукьянова, бывшего тогда председателя Верховного Совета СССР, давнего приближенного и даже приятеля генсека, Горбачев выразил согласие с идеей и планом ГКЧП при условии их одобрения Верховным Советом.

Историк Антони Д'Агостино, автор изданной в 1998 году книги «Революция Горбачева», считает, что такие утверждения Лукьянова «нельзя легко опровергнуть». Мнение военного специалиста Вильяма Одэма также сводится к тому, что «версию о причастности Горбачева к августовским событиям никак нельзя полностью отвергнуть». Тот же Джон Дэнлоп, в ходе своих подробных исследований «путча», приходит к выводу, что имеется «слишком много трещин и брешей в его более поздних попытках оправдаться». Многие другие исследователи тоже приходят к заключению о наличии значительного числа фактов, подтверждающих тезис о причастности Горбачева к организации августовских событий.

Эми Найт в США считают известным специалистом по деятельности КГБ. Она сотрудница научно-исследовательского центра при Конгрессе, а также университета Джона Гопкинса, к услугам которого часто обращаются разные внешнеполитические ведомства США. Ей принадлежит версия о том, что Горбачев определенно стремился превратить КГБ в «искупительную жертву» всего, что происходило в государстве. По ее мнению, его планы и расчеты по отношению к ГКЧП, с одной стороны, сводились к тому, что если при помощи широкой поддержки со стороны общества ему удастся установить контроль и положить конец распаду Союза, сам он вновь останется на гребне событий. В случае же неудачи он намеревался возвратиться в Москву и всех арестовать.

Во всяком случае, для него, кажется, было важнее всего оказаться «чистым» при любом развитии ситуации.

По мнению Джерри Хью, «ни в коем случае не следует пренебрегать и возможностью, что сам Горбачев мог создать впечатление о том, будто желает осуществления «путча». Хью склонен считать, будто «непосредственные руководители ГКЧП были убеждены: Горбачев, пользуясь своими полномочиями, придаст законную форму тому, что ими было сделано. Из-за этого они и действовали таким образом, чтобы, по возможности, избежать каких-либо жертв, которые, без сомнения, привели бы к дополнительным осложнениям процессов возможного дальнейшего примирения».

Кроме того, очевидно, Горбачев и сам был заинтересован в том, чтобы действия «заговорщиков» были с начала и до конца как раз такими «примирительными», что уже никак не вязалось с их ролью зачинщиков «военного переворота». Он никак не хотел, чтобы его блистательная репутация «демократа и миротворца» на Западе оказалась хоть как-то запятнанной и пострадала, если вдруг выйдет, что именно он стоит за инициативой о введении военного положения. А его поведение в летней черноморской резиденции в Форосе, равно как и его прямо «чудесное» возвращение в Москву на собственном президентском самолете, к тому же в сопровождении тогдашнего заместителя Ельцина, буквально через два дня после начала «переворота», наглядно указывает на то, что в действительности он не только не находился в обязательной для «свергнутого» государственного деятеля изоляции, но, по всей видимости, был прекрасно информирован, похоже, из самых первых рук, о всех подробностях и нюансах происходящего.